А как научить ребенка справляться с разрушительными эмоциями? Канализировать их. Переводить желание кого-то стукнуть в пространство «кукольного театра».

Если об этом знать, то применительно к книге Нормана Линдси «Волшебный пудинг» вопроса «чему нас учит эта сказка?» не возникнет. И ее завораживающая, простодушная «аморальность» ‒ там через каждые три страницы кто-то кого-то колотит – обретает понятный смысл.

Норман Линдси – австралийский «человек-оркестр» (художник, писатель, боксер, но в первую очередь, конечно, художник), творчество которого расцвело на рубеже 19-го ‒ 20-го веков. Своим появлением «Волшебный пудинг», этакая буффонада с участием умопомрачительных фриков, обязан спору Линдси и одного известного критика: мол, дети любят книги про фей, а не про еду. В ответ Линдси придумал странного персонажа – живой, одушевленный и «самовоспроизводящийся» пудинг. Главное удовольствие для пудинга в том, чтобы его ели – чем больше, тем ему лучше. Он от этого не только не страдает, а наоборот, испытывает что-то вроде творческого удовлетворения: его поедатель ощущает именно тот вкус, который хотел бы ощутить. Благодаря своим волшебным особенностям, пудинг удостаивается имени: его зовут Альберт. (О таком проявлении уважения ни «русский народный» колобок, ни «гриммовский» имбирный пряник даже не могли мечтать.)

Хозяин пудинга просто обречен на сытую и приятную жизнь. Он навсегда избавлен от чувства голода и может посвятить свою жизнь воспоминаниям о бурной бродяжнической жизни (читай – знакомству с миром) и философским беседам с друзьями.

Владельцами пудинга, или «пудвладельцами» оказываются три не менее экстравагантных существа, объединенных любовью к пудингу и друг к другу – сумчатый медведь Гумми, бывший моряк с пиратскими замашками Билл Кляп и пингвин Сэм Размахай. Чуть позже к этой компании присоединится еще и пес Бенджамен Укусил (слава переводчику Юрию Хазанову, придумавшему такие дивные, звучные имена персонажам на русском языке). Это незабываемая разнохарактерная компашка отличается, в первую очередь, своей полной безвредностью. Не вмешайся в их жизнь пудворы (пудлецы, совершающие пудлости – то есть предпринимающие попытки похитить волшебный пудинг у законных владельцев), они бы жили мирной-премирной жизнью: построили дом на дереве, возделывали огород и травили байки, одна другой увлекательней и неправдоподобней. И распевали романсы – жестокие и не очень, что они и делают на протяжении всего повествования. А повествование в конце концов приводит их к этой самой мирной жизни в доме на дереве ‒ ведь им удалось-таки одолеть пудворов. И обвести вокруг пальца Констебля, Мэра, Судью и Пристава (Панч и Джуди, ау!) – отчего у читателя возникает чувство восстановленной справедливости.

И да, через каждые три страницы герои действительно затевают потасовку. Но она совершенно бескровна (тут даже клюквенным соком не пахнет). А если чем-то мерить жестокости, допущенные автором в повествование, то они сродни невзгодам персонажей английских лимериков – в их мягком варианте. О лимериках Эдварда Лира нельзя не вспомнить, рассматривая рисунки Линдси: персонажи кувыркаются, тянут друг друга за носы, подпрыгивают, жестикулируют, застывают в безумных позах, означающих «размышление». И вообще довольно легко представить себе, как иллюстрации вдруг «оживают» и превращаются в динамичное анимационное кино…

Иными словами, ребенку нужно снять напряжение? От души повеселиться и похохотать? Можно почитать ему «Волшебный пудинг». А кто-то, возможно, лет в восемь уже и сам его осилит: дизайн книги к этому очень располагает.

Что до взрослых, то им, возможно, книга тоже в какой-то момент могла бы принести облегчение – если есть острое желание кого-то поколотить, но до этого «кого-то» не «дотянуться»…

Марина Аромштам