Папмамбук

Мони Нильсон, автор книг о «Цацики»: «Быть честным в детской книге – значит стоять на стороне ребенка, а не взрослого»

Мони Нильсон 7 ноября 2019 8093

В 2012 году в издательстве «Самокат» вышла первая книга о Цацики – маленьком шведском мальчике, который живет вместе со своей «мамашей» – скажем так – наполненной событиями жизнью. И с тех пор почти в каждой взрослой аудитории, где мне приходилось выступать, кто-нибудь непременно спрашивал: «А что вы думаете об этом… Цацики?» И вид у спрашивающего был непременно настороженный, а глаза округлившиеся.

Вынуждена признаться: мне потребовались определенные усилия, чтобы преодолеть первую главу, с которой начинается вся эпопея. В ней Цацики идет «в первый раз в первый класс». И знаете, что он там делает? Что он делает на первых страницах книги? Что он делает в первый день, в первый час своего пребывания в школе? Он забирается под парту и, сидя там (видимо, довольно продолжительное время), разглядывает… ноги учительницы. Собственно, кроме этих ног ему ничего не видно. И он «изучает» их со всей дотошностью, свойственной человеку его возраста. Он замечает, что ноги у учительницы волосаты – волоски торчат сквозь чулки. И на основании увиденного Цацики делает важный вывод: учительница – инопланетянка!

***
…Почти двадцать лет 1 сентября я входила в класс. Я не помню, чтобы хоть кто-то из детей в свой первый школьный день забивался под парту. Это же у нас такая серьезная, такая торжественная дата – «день знаний», «первый раз в первый класс»; симпатичная первоклассница с бантами больше головы, сидя на плечах одиннадцатиклассника, звонит в огромный (размером с тот же бант) колокольчик! Родителям положено прослезиться. А учителям – преисполниться профессиональной гордости и чувства собственной значимости.

И чтобы в этот момент какой-то мелкий мальчишка разглядывал мои ноги? И подмечал волоски, торчащие сквозь капрон? Вместо того чтобы с трепетом ловить мой взгляд?

Да что вы мне подсовываете, в самом деле!

«Бред и вред!» – как говорил у Шварца советник, поставлявший мороженое королю…

***
Или?..

Или я постаралась что-то забыть?

Да ведь и у меня в классе была девчонка, которая провела под партой в первом классе чуть ли не всю четверть!

Она забиралась туда даже на открытом уроке, в присутствии двадцати проверяющих. Проверяющие были шокированы таким поведением – и ее, и моим: я не стала девочку оттуда выковыривать. И это потом бурно обсуждалось. И я снискала себе славу гуманиста…

Как же я забыла!

Что касается волосатых ног… Кто ж знает, что разглядывали мои первоклассники-второклассники-третьеклассники и т.п. И за кого, в глубине души, они меня принимали. Я об этом просто не знаю.

В какой-то момент, уже закончив школу, у меня собрались мои бывшие ученики. Мы не виделись пять лет. И я спросила: скажите, а было ли что-то ужасное в нашей совместной жизни, о чем я не знаю?

И они сказали: вы, Марина Семеновна, ставили нам «черные птички». И это было ужасно!

Черные птички? Что это такое? Мне опять пришлось приложить усилия, чтобы вспомнить. Ах, да! У меня же была безотметочная система. Но «плохие дела» требовалось как-то отмечать. И я придумала «черных птичек». Обычные галочки в клеточках дневника. Оказывается, они были детским кошмаром…

Кто бы мог подумать!

Иными словами: я без малого двадцать лет входила в школьный класс, и там сидели дети в возрасте Цацики. Но мы с ними смотрели на жизнь под разными углами. И мои переживания по поводу происходящего, переживания, которые я считала общими, на самом деле сильно отличались от того, что испытывали дети.

Значит ли это, что я была для них инопланетянкой?

***
Так что, открыв книгу про Цацики, мне пришлось сделать над собой усилие по преодолению профессиональной деформации. И по преодолению глубоко советских представлений о том, «что такое хорошая детская книжка»…

Истории о Цацики известны если не по всему миру, то во всех скандинавских странах и во многих странах Европы. Их российский издатель Ирина Балахонова узнала о Цацики от своего сына, когда тому было двенадцать лет и он ходил в школу в Швейцарии. В школе учительница выдала им на дом видеокассету с фильмом: «Это надо посмотреть всей семьей!»

«Мы смотрели фильм и рыдали, – рассказывала Ирина. – Так что о Цацики я узнала из кино. А потом уже обнаружила, что это экранизация историй Мони Нильсон. Я поняла, что это непременно надо перевести и издать. Но в России Цацики встретили совсем не так, как в Швеции, Дании или Голландии. В России и этот мальчик, и то, что с ним происходит, многим очень не нравится. Цацики слишком волнуют «отношения между полами», и в поведении взрослых он зачем-то замечает то, что, по мнению разных представителей российской общественности, ему не надо было бы замечать. Так что оглушительного успеха у книг Мони Нильсон в России не случилось. Хотя у них появились и страстные поклонники».

В 2017 году Мони Нильсон приезжала в Россию, и у меня была возможность задать ей несколько важных, на мой взгляд, вопросов.

Цацики и его семья »

Хорошая книга! 30

Цацики идет в школу »

Хорошая книга! 68

Цацики и вселенная »

Хорошая книга! 15

Цацики и любовь »

Хорошая книга! 11

Цацики и Рецина »

Хорошая книга! 9

Цацики и лучший друг »

Хорошая книга! 2

– Мони, расскажите, как у вас возникла идея написать истории о Цацики?

– В детстве мой сын Симон любил играть в футбол. Однажды они с товарищем пришли к нам домой после скучного матча. Матч был скучным, потому что они проиграли. И вот они сидели и грустно беседовали. И Симон вдруг спросил: «Кристофер, а почему твой папа ни разу не приходил к нам на матчи?» – «Потому что у меня нет папы», – ответил Кристофер. «Прекрати! У всех есть отцы». – «А у меня – нет!» На кухне воцарилась тишина. Так бывает, когда совершается напряженная внутренняя работа. Наконец Симон сказал: «Твой папа что – умер?» – «Нет, не умер…»

Я до сих пор не знаю, как этот мальчик, Кристофер, появился на свет. Может быть, его сбросили на Землю с космического корабля? Я долго об этом думала. И потом мне пришло в голову, что он был ребенком, родившимся от большой Любви. Из этой мысли и «появился» Цацики. И с ним, и со мной случилось то, что бывает довольно редко: Цацики сразу стал невероятно популярным. В Швеции трудно было найти ребенка, который бы о нем не знал.

Но я не предполагала, что книг о Цацики будет много. После первой книги о нем я стала писать совершенно другие вещи (возможно, их когда-нибудь переведут на русский язык). И что же случилось?

Обычно хороший писатель – тот, кто умеет хорошо врать. Но то, что я сейчас скажу, абсолютная правда. Мне стали писать дети из Швеции, Дании и Норвегии. Я получала тысячи писем. И почти в каждом мне задавали вопрос: будет ли продолжение? Я отвечала: нет. И тогда мне присылали новые письма со словами: «Мони – ты очень плохая писательница!» И дети стали писать собственные истории о Цацики. Так что в конце концов мне пришлось отложить все дела и написать еще две книги.

– Но взрослые восприняли книгу не так, как дети?

– Есть взрослые, которых что-то злит в моих книгах и которым мои книги могут не нравиться. Но я не хочу об этом думать. Заниматься самоцензурой очень опасно. Для меня гораздо важнее быть честным по отношению к моим настоящим читателям – детям.

– Что это значит – быть честным, с точки зрения автора?

– Это значит, надо стоять на стороне ребенка, а не взрослого.

– С точки зрения российской (а лучше сказать, советской) традиции, говорить правду – значит писать «реалистично», описывать реалистичные ситуации. А истории про Цацики часто кажутся гипертрофированными, если не абсурдистскими. Они полны избыточных и невероятных деталей.

– Есть десятилетние мальчики, которым нравится играть в «войну и мир». Есть мальчики, над которыми издеваются в школе. Есть мальчики-сердцееды. Есть мальчики, занятые исключительно тем, что строят города из «Лего». Мальчики бывают разные. Но при этом десятилетний мальчик не может размышлять и переживать, как сорокалетняя тетенька. Вот тут очень важно говорить правду.

– То есть речь идет не о «реалистических ситуациях», а о психологической достоверности? О том, как ребенок мыслит и чувствует?

– Это хорошая формулировка. Цацики, я думаю, приобрел такую популярность в мире, потому что во всех странах существуют дети, которые узнают в нем себя. Кроме того, это же литература. Я помню, как в детстве читала детективы. Я думала: надо же! Тут с героями каждый день происходит что-то невероятное. Но это и интересно. Литература должна быть интересной. Когда человек читает художественное произведение, он оказывается в самых разных местах, где раньше не был и куда, возможно, никогда не попадет. Он переживает опыт самых разных людей. А читать о том, что кто-то ест, спит и все, не интересно.

– Цацики и ест интересно, мне кажется.

– Да, он забавный мальчик. А еще он часто делает неприличные вещи. И многие дети, мне кажется, радуются, что это делает именно Цацики, а не они сами: как хорошо, что я так не поступаю! Я никогда не пытался ущипнуть учительницу за ее волосатые ноги. Вот какой я молодец!

– То есть ситуации в книгах о Цацики намеренно гипертрофированы, чтобы ребенок мог испытать разные чувства – и отождествление, и отталкивание?

– Я об этом не думала. Но хотя совсем не все дети ведут себя как Цацики, мысли и переживания большинства из них – как у Цацики. Только они об этом не говорят. А я должна говорить: благодаря этому возникает диалог с читателями. И благодаря Цацики дети-читатели не чувствуют себя одинокими в своих мыслях.

– Такой альянс автора и ребенка… Значит ли это, что вам не нравятся взрослые?

– Детей я люблю больше, чем взрослых. И защищаю их. Ведь детям довольно сложно защищаться самостоятельно.

– А можно сказать, что для вас критерием «качественности» взрослого является его отношение к ребенку?

– Есть много хороших людей, которые не умеют напрямую общаться с детьми. Но они чувствуют в себе внутреннего ребенка и могут писать для детей или рисовать для детей. А вот если взрослый бьет ребенка, если большой бьет маленького, он, определенно, плохой человек.

– Насколько писательская честность, на ваш взгляд, связана с ощущением свободы?

– Сильно связана.

– Если ты не свободен, ты не можешь быть честным?

– Если я не чувствую себя свободной, я не могу писать те книги, которые хочу. Если я, например, пишу и понимаю: из-за того, что я написала, мою книгу никогда не переведут на русский (а мне этого очень хочется), – то я всегда принимаю решение не в пользу себя, а в пользу героя. И в пользу своего шведского читателя-ребенка. А если я буду думать, что кто-то за что-то будет ругать написанное, то у меня не получится нужная мне история. Честность не в том, чтобы нарушить какое-то табу. Честность состоит в том, чтобы написать хорошую книгу.

– Тогда я попробую спросить по-другому: что такое, по-вашему, плохая книга?

– Это книга, за которой виден взрослый с его морализаторскими идеями.

– В Швеции есть такие писатели?

– В Швеции издаются, в том числе, и плохие книги. Один и тот же писатель может написать и хорошую, и плохую книгу. Так бывает. А детям нужны хорошие книги. Хорошие, но разные. В Швеции был прекрасный детский писатель Леннарт Хельсинг, одного поколения с Астрид Линдгрен. Он говорил: книги должны быть разными, как птицы в лесу. А дети должны иметь право выбирать, что читать. Для каждого ребенка должна найтись своя книга.

Беседу вела Марина Аромштам
Переводила разговор со шведского языка Анна Огнева

______________________________________

Статья по теме: «Истории про Цацики: наберитесь мужества и читайте!»

Другие книги Мони Нильсон, переведенные на русский язык: