– Елена, вы считаете свою книгу исторической?

– Наверное, да. Но мы хотели не просто рассказать своим читателям «что-то из истории». Мы хотели создать в книге некий праздничный мир, позволяющий читателям почувствовать: вот так это было сто лет назад!

Однажды мне встретился в фейсбуке пост Сергея Волкова, известного учителя литературы и главного редактора газеты «Литература». Он рассказывал о том, как обсуждал со своими учениками «Белую гвардию» Михаила Булгакова, в частности, представления героев этого романа о доме. Каким был у них образ дома, и как представляет себе свой дом современный человек? В доме «тех времен» были печи – у нас печей нет. Были белые тканевые скатерти – у нас уже и не помнят, как они выглядят. Зато в нашем доме есть холодильник и телевизор, новые «центры быта». О том, что такое возможно, герои «Белой гвардии» даже не догадывались. Зато у них была елка – и у нас тоже есть елка. И это меня поразило. Как открытие. Что-то, какие-то традиции, оказывается, смогли преодолеть время и дошли до наших дней. И вот у нас возникла такая амбициозная идея – воссоздать картину празднования Рождества, каким оно было на рубеже позапрошлого и прошлого веков. Между собой мы говорим «сто лет назад».

– Но это условность?

– Да. В книге можно найти тексты последней трети XIX - начала ХХ века, вплоть до семнадцатого года.

– Разве в годы Первой мировой войны елку в России ставили? Мне казалось, она в этот период была запрещена как «вражеский немецкий символ»?

– Ёлку запрещал Святейший Синод в 1916 г., причём ёлку в учреждениях, не домашнюю ёлку. До этого мы не можем говорить об официальном запрете, скорее об "антиёлочных" настроениях. Во время войны продолжали устраивать публичные ёлки, благотворительные ёлки. У нас в сборнике даже есть статья об одном таком празднике, организованном в январе 1915 года для детей, отцы которых были призваны на фронт. И святочные рассказы в это время печатали в детских журналах. И сохранились письма детей, в которых они делятся впечатлениями от праздника и от елки. Все-таки к началу ХХ века этот обычай укоренился настолько, что уже не воспринимался как немецкий. Хотя, на самом деле, обычай-то был относительно «молодой». К тому моменту ему было примерно 200 лет. Я не могу точно воспроизвести цитату Розанова, но он писал примерно следующее: надо же! Елке всего 200 лет. А мне кажется – она существовала вечно. Елка-то немецкая, а кажется – совсем-совсем русская.

– Но в книге нет буквального «исторического рассказа»?

– Сначала мы вообще хотели убрать «голос повествователя». Хотели, чтобы история складывалась как бы сама собой - из старых текстов. Художественных. Из детских писем. То есть за счет звучания голосов авторов и детей того времени. Мы хотели, чтобы книга была похожа на волшебную дверь: открываешь – а там все другое. Мы искали тексты в святочных книжках журнала «Светлячок», на страницах «Задушевного слова», «Маяка», «Путеводного огонька», «Детского отдыха», «Тропинки». На рубеже XIX-го и XX веков выходило много журналов для детского чтения. А ещё существовали разные книжки о том, как нарядить елку, как самому сделать украшения и как правильно их на елке развесить. И вот эти «служебные», «вторичные» тексты тоже передают ощущение времени, мы и их приводим в сборнике.

И всё-таки мы не решились оставить читателя наедине с такими настоящими текстами. Это очень колоритный язык, он хорошо передает атмосферу того времени. Но нам то и дело хотелось самим вставить слово, что-то объяснить, что-то проиллюстрировать дополнительно.

– То есть пришлось тексты адаптировать?

– Мы старались из всей массы отбирать такие тексты, в которых, кроме описательности, присутствовало какое-то действие. Сокращать приходилось, но язык мы нигде не тронули. Поначалу мы хотели, чтобы и об истории ёлки, о традициях, связанных с праздником, тоже рассказывали не мы, а журналисты и писатели начала прошлого века. И вот на это не решились: получалось, что пояснительные тексты зачастую сами нуждаются в пояснении, комментариях. Мы пошли на компромисс: на «информационных» страницах, кроме заметок из старых детских журналов, выдержек из статей мы поместили современные пояснительные тексты.

– Значит, вы с самого начала адресовали книгу детям и полагали, что ребенок сможет ваш замысел считать…

– Не совсем так. Мы сделали многослойную книгу – что называется «для семейного чтения». В первую очередь, это должен считать родитель. Ему должно стать интересно. Книга должна стать поводом для его общения с ребенком. Мне кажется, с ребенком лет восьми лучше читать эту книгу вместе и обсуждать. Да и с двенадцатилетним тоже лучше бы вместе читать.

– Это такая новогодняя игра для семейного досуга: попробуем сделать что-то такое, как сто лет назад?

– Да.

– И, как сто лет назад, оказывается, что книга должна попасть в дом, где читают. Я правильно понимаю, что обычай наряжать елку – это обычай, бытующий в среде образованных сословий? Он ведь не был характерен для крестьянской среды?

– Крестьяне не наряжали ёлок, для них это была «барская забава». Крестьянский ребёнок мог увидеть ёлку в помещичьей усадьбе – так, в святочном рассказе С. А. Толстой «Куколки-скелетцы» на ёлку в барский дом приглашают деревенских детей. У нас в сборнике есть небольшая сказка-головоломка, она так и называется – «Сказка с задачами». В этой сказке крестьянскому мальчику Ване накануне праздника снится сон, будто прежде, чем попасть на ёлку он должен пройти испытания, решить задачи, которые ему предлагают волшебные старички. Так вот Ваня – довольно большой мальчик -- ёлку впервые увидел в школе, год назад.

– Выходит, мы не можем говорить об обычае наряжать елку как о «народном»? Колядование, святочные гадания и катания с горок – да. А елка, получается, это нечто «изысканное». Боюсь произнести эти слова, но произнесу: привнесенный западный обычай.

– В журналах и книгах того времени наталкиваешься на тексты, в которых чувствуется острое желание этот обычай русифицировать – по крайней мере, на уровне образов. Например, в 1882 году в издательстве М. О. Вольфа вышла "Русская сказка о рождественской ёлке". Бедная старушка , в ночь под Рождество оказывается в лесу. Она идет за хворостом и встречает огромного деда» и его помощников - старичков-кулачков. Автор всячески старается подчеркнуть «русскость» всей этой истории: рассказывает, что дед одет в зипун, а старички-кулачки – в армяки, но на картинках нарисованы абсолютно узнаваемые гномы и Святой Николай. И в каталоге издательства дед называется Святым Николаем. Но это тема для отдельного исследования – показать, как усилиями образованных людей адаптировался полюбившийся им обычай.

– То есть «дед» уже есть, но он еще не Дед Мороз?

– «Деды» есть. Разные. Под разными именами. Святочный дед, Белый дед, Ёлкич, Рождественский дед, в рассказе М. Л. Львовой "Первая ёлка" - просто старик. И дед Мороз, кстати говоря, тоже встречается. Уже в начале ХХ века, точнее в 1910 –х гг. он дарил детям подарки, приходил на праздник ёлки, но только без внучки Снегурочки. Сказки про Снегурочку были, ёлочные игрушки – «Снегурки ватныя» - были, девочки на ёлках наряжались в костюм снегурочки, но вот Снегурочка – ведущая детского праздника появилась гораздо позже.

Вообще очень многое было по-другому. И сама елка была другая. Например, на ней горели «живые» свечи. Она пахла не только хвоей и мандаринами, но воском и парафином. И бумажные фонарики были не совсем такими, которые мы знаем. В них свечки вставлялись. Это было довольно рискованно. Поэтому в пособиях по устройству елки можно встретить описания действий на тот случай, если что-то загорится… Эта «другая» елка в какой-то момент стала для нас проблемой. В нашей книге нет ни одной современной картинки. Только иллюстрации из старых книг и журналов, рождественские открытки и рисунки детей того времени. И вот оказалось, что у нас есть великое множество открыток с украшенной ёлкой, прекрасных чёрно-белых фотографий начала века с ёлкой, рекламных проспектов, даже лото «Ёлка» мы нашли, но ни одно из этих изображений не было достаточно большим и детальным -- таким, чтобы каждую игрушку можно было рассмотреть, да ещё чтобы было как можно больше видов игрушек – и картонажи, и ватные, и мишурные, и восковые, и бонбоньерки, да ещё непременно свечи в подсвечниках и фонарики... Книжка наша называется «Ёлка», а картинки с елкой у нас нет. Что делать? Тогда мы решили прибегнуть к тому, что называется реконструкцией. Мы купили живую елку. Договорились с коллекционерами, которые привезли в редакцию старинные елочные украшения. И мы повесили их на елку – чтобы посмотреть, как это выглядело. И сфотографировать. Потом решили посмотреть, как выглядят на елке горящие свечки. Правда, для этого игрушки пришлось снять. Они ведь в основном из ваты, из картона. Стеклянных игрушек – считанное количество. Хотя мы и прочитали какое-то количество статей о том, что делать, если елка загорится, так рисковать мы себе позволить не могли: игрушки-то коллекционные! Но зато впечатление мы получили полное. И, мне кажется, было бы здорово, если бы в семьях наряжали елку не только теми игрушками, которыми сейчас завалены все магазины, но и игрушками своих бабушек и прабабушек. Это же так интересно – перебирать старые елочные игрушки. Даже если у них что-то оторвано, даже если они уже потеряли былое великолепие, – это все равно интересно. И важно, на мой взгляд. Так ведь и устанавливается связь поколений.

– Я двумя руками «за». Но это не всегда возможно. Особенно – по отношению к прабабушкам. Вроде бы 100 лет – это всего четыре поколения. Но прабабушки ведь пережили переселения, эвакуацию… Много всего они пережили. И, кроме того, было время, когда старые испорченные игрушки не казались ценностью. Их безжалостно выбрасывали. По своему опыту знаю. Это сейчас мы говорим «антиквариат», а было время, когда про такое говорили «мусор».

– Да, конечно. Но пусть это будут хотя бы игрушки мам. Игрушки, согретые воспоминаниями. Это тоже историческая ниточка, связывающая времена воедино. Это же так важно!

Знаете, старые журналы обладают каким-то особым обаянием. Ну невозможно прочитать «от сих до сих», только про игрушки или про ёлку - и не заглянуть в другие статьи. Хотя бы для того, чтобы получше представить детей, для которых устраивали эти ёлки сто лет назад, которые находили конфеты в бонбоньерках, мастерили игрушки из ваты, участвовали в живых картинах – жили какой-то своей жизнью, похожей и непохожей на нашу, сегодняшнюю. И оказывается, что тогда, на рубеже веков, довольно много размышляли о будущем, то есть о нашем времени. Люди считали, что они живут в эпоху великих, небывалых технических открытий. И что мир вокруг них меняется в лучшую сторону. Они всерьез рассуждали о том, что вот, было время мореплавателей. Мореплаватели осваивали моря. А теперь наступило время воздухоплавателей. И это означает наступление новой эры. Эры, в которой невозможна война. Потому что эта война была бы ужасной и разрушительной. Она бы поставила под угрозу существование человечества.
Мне кажется, они в чем-то очень похожи на нас.

– У меня ком в горле… Но зато я, знаете, что поняла? Я поняла, чем является ваша книга «Ёлка». Под Ростовом-на-Дону есть исторический заповедник «Танаис» – когда-то культовое место советской интеллигенции. Им заведовал удивительный человек по фамилии Валерий Федорович Чеснок, ученый, одним из первых «пригревший» у себя исторических реконструкторов и одним из первых реализовавший принцип интерактивного музея. И он говорил: у нас искаженная картина истории. Будто бы самое главное в ней – войны и военачальники. А мир существует не ради войн, мир существует вопреки войнам. Главное в нем – это мирная жизнь. И нам так нужна история, описывающая мир и мирные занятия. Мне кажется, книга «Ёлка» – это как раз и есть фрагмент истории мирной жизни и истории мирного детского быта.

Беседу вела Марина Аромштам