Придумать новую сказку – сложнейшее дело. Как говорила хармсовская Леночка в ответ на попытки брата рассказать ей что-то необычное: «Есть такая сказочка!»

«“Вперед!” – сказала Кошка» обыгрывает самые что ни на есть традиционные сказочные ходы, вроде «Теремка»: герой обнаруживает какое-то пристанище, а потом пускает туда самых разных встречных «пожить».

Но вариация эта настолько неожиданная и так развернута, что вызывает радостное изумление и восхищение: вроде бы и «есть такая сказочка» – да не такая!

Зачин сведен к минимуму: льет дождь, а на дереве сидит кошка и ждет, когда же это кончится. Никакой предыстории у кошки нет: будто мы выглянули в окно, а там – кошка. Что может быть более ожидаемым? Кроме того, конечно, что кошка разговаривает, причем – сама с собой. Из чего следует, что это не обычная кошка, а Кошка с большой буквы – т.е. нечто особенное и неповторимое.

О чем Кошка сама с собой разговаривает? Не о внутренних переживаниях. Она коротко комментирует происходящее и свои действия – примерно так, как это делает ребенок, когда играет: «Машинка едет… А тут трактор. И они вместе поехали дальше, вот в этот замок… А там сидит Зайчик. И он говорит…»

Это вроде бы деталь, но она очень существенна: узнаваемое сразу отсылает малыша к его опыту и сразу делает происходящее «понятным» – не в смысле понятных реалий, а в смысле образа действия.

В какой-то момент кажется, что Кошка попадает в беду: «Вода размыла и затопила всю землю.

– На помощь! – завопила Кошка. – Подо мной дерево падает!»

На помощь никто не приходит, Кошка оказывается на плывущем дереве – и что? Ее настроение тут же меняется: с испуга на интерес к ситуации.

«Полный вперед! – сказала Кошка. – Я – хозяйка корабля».

При желании здесь можно обнаружить философские глубины: как наше восприятие ситуации меняет саму ситуацию. Кошка обращает стихийное бедствие в игру. И это тоже знакомо ребенку – играть во все, что видишь и что тебя поразило.

Мы, читатели, тут же вместе с Кошкой забываем о том, что произошло нечто неприятное и она только что вопила «На помощь!», – поскольку быть хозяйкой корабля (читай – капитаном) гораздо интереснее. Это совершенно новый ракурс восприятия. Это позиция «хозяина ситуации». Такое восприятие наполняет читателя-малыша (который, безусловно, отождествляется с Кошкой) уверенностью в себе и в том, что все плохое в жизни может быть обращено в хорошее. И вообще в том, что плохое – весьма относительная штука. Главное – чтобы жить было интересно.

То, что это так, а не иначе, доказывает все дальнейшее развитие истории.

Кошка плывет на «своем» дереве (на своем «корабле») и вскоре начинает замечать других терпящих бедствие. И хотя эти другие, завидев Кошку, кричат, что они тонут, их выкрики не воспринимаются как трагические, и даже их положение так не воспринимается. Наоборот: то, что они увидели Кошку, а Кошка увидела их, это счастливое совпадение. Это гарантия спасения.

Но для Кошки (и для читателя) это еще и необыкновенно интересно, поскольку плывут ей навстречу самые разные существа, животные. И как плывут! В чем плывут!

Здесь автор позволил себе порезвиться, и эти описания наверняка доставят удовольствие взрослому: Свинья плывет в ушате, Курица и Петух – в кастрюле, Овца – на шине от самосвала, а Мышка – в молочном кувшине.

«Транспортное средство» оказывается своеобразной характеристикой персонажа и до определенного момента (до момента спасения) неотделимо от него: «Собака подняла нос и принюхалась:

– Чую кролика в ящике от стола, – пролаяла Собака».

Курица, плывущая в кастрюле, и кролик в ящике от стола – это какие-то емкие и очень выразительные характеристики, за которыми проглядывается характер персонажа. А уточняются характеры двумя-тремя предложениями – описанием того, как то или иное существо просит о помощи.

Свинья (визжит): «У меня все брюхо мокрое».

Петух (хлопает крыльями) и Курица (от страха кудахчет): «От этой качки у нас голова кружится».

«Крот ни о чем не спросил, только чихнул: он был сильно простужен». И т.п.

Автор еще и умудряется показать нам существующие между персонажами не очень простые отношения: кто-то кого-то боится, кто-то не хочет кого-то спасать. Но этот «драматизм» не развивается, он только слегка намечен и очень просто регулируется (точнее – снимается) Кошкой. Она всматривается в просящего о помощи и неизменно отвечает на его просьбу: «Залезай!»

«Залезай!» – не просто приглашение или разрешение. Это слово «ролевое» и произносится с особой интонацией. За ним – не просто кошка (или даже Кошка), за ним – именно капитан корабля. Такой кошачий Ной, который взял ситуацию под контроль, преисполнился значимости собственной миссии и даже помыслить не может, что кто-то останется без помощи, даже если этот кто-то – Лиса, против спасения которой «большинство» возражает. И Кошка, последовательно проводящая в жизнь «принцип толерантности» и следующая взятой на себя миссии, оказывается права: в сложный момент именно Лиса подает нужный совет и подсказывает, как можно причалить к берегу.

«Обретение земли» знаменуется важным событием: «Все вытащили хвосты и высушили их на закатном солнце». Хвосты пришлось сушить, потому что ими гребли.

И это общее дело – сушка хвостов на закатном солнце – кульминация сказки, момент единения. Тут еще и картинка Ангелики Кауфманн такая умиротворяющая, во весь разворот – на ней животные «повернуты» задницами к читателю и словно демонстрируют единство и разнообразие «жизни на земле» с помощью этих самых хвостов: у всех они есть, но у всех – разные. И вот так сидят они все – все мы, – исполненные доверия к миру. Мы не боимся, что на нас нападут со спины.

А потом животные выходят на берег и обнаруживают свои различия: «дикие» оказываются сами по себе, «домашние» объединяются и отправляются к дому, где живет Человек. Команду двигаться дает все та же Кошка, и сказка завершается уже привычной фразой, но звучащей в этом месте совершенно по-новому: «Вперед!» – сказала Кошка.

У читателя возникает чувство полной победы над обстоятельствами, а цепочка животных, двигающихся по направлению к дому, выглядит энергичной и оптимистичной: цель ясна, и она вдохновляет.

Книга «“Вперед!” – сказала Кошка» создана Мирой Лобе в соавторстве с художницей Ангеликой Кауфман. Текст Лобе можно и оторвать от картинок – настолько он выразителен, музыкален и самодостаточен. Но, конечно, рисунки Ангелики Кауфман задают книге новое измерение. Их, между прочим, тоже можно и отдельно от текста рассматривать: они позволяют «прочитать» историю, изложенную на языке иллюстрации.

А вместе это такое «концертное» исполнение вещи, книжный праздник.

В книге «“Вперед!” – сказала Кошка» три разных сказки, не связанных друг с другом. Каждая из них – это отдельная песня, каждая по-своему замечательна.

Но меня сильнее всего поразила именно первая, давшая название книге.

Марина Аромштам