Папмамбук

Дарья Герасимова: «Слово для меня важнее всего»

Дарья Герасимова 21 февраля 2022 2825

Кто-то знает Дарью Герасимову в первую очередь как интересного книжного иллюстратора. Для кого-то она прежде всего писатель, обладательница литературных премий. Возможно, кому-то известно, что Дарья Герасимова в свое время занималась еще и искусствоведением. О том, что во главу угла ставит сама Дарья и почему ее жизнь сложилась так, как сложилась, она рассказала «Папмамбуку».

– Дарья, что для вас первично. Вы сначала художник, а потом уже писатель? Или наоборот?

– Когда я придумываю историю, то вижу ее в картинках. И по большому счету для меня все равно, нарисовать ее или рассказать словами.

– Как это «все равно»?

– Ну, например, мне приходит в голову сюжет какого-нибудь рассказа. И я вижу его как фильм. Я могу сначала его записать, а могу сначала нарисовать. Но все же первичным для меня является текст. Книга все-таки вырастает из слов. Для меня, во всяком случае.

– И может так случиться, что вы пишете текст, но не рисуете к нему картинки?

– Я являюсь автором нескольких книг, иллюстрации к которым рисовали другие художники. И эти иллюстрации возникли раньше текста. А я по просьбе издательства «составляла рассказ по картинкам»… Но, если честно, уже в течение двадцати лет я борюсь за то, чтобы и писать, и рисовать свои книги.

– За это приходится бороться?

– К сожалению, да. Случается, что издательство с удовольствием берет сказку ‒ им нравится текст. Но они сомневаются, что я смогу нарисовать иллюстрации к собственной сказке, – при том, что я уже почти тридцать лет иллюстрирую книги.

– А вы предлагаете издательству текст без иллюстраций?

– Сначала я предлагаю текст. Издатель в первую очередь оценивает, подходит ему текст или нет.

– Мне кажется, это специфически российская ситуация. На западном рынке все наоборот. Там издательство выбирает детскую книгу, ориентируясь на иллюстрации. А текст – это второе дело. Текст всегда подтягивается к картинкам… Но вы хотите делать и то, и другое – и сталкиваетесь с проблемами на этом пути?

– В настоящий момент я вообще нахожусь на развилке: хочу понять, чем мне дальше заниматься. Весной Ирина Лукьянова придумала для своих знакомых писателей что-то вроде конкурса-игры: нужно было написать рассказ на школьную тему, и при этом – про любовь. Да еще чтобы там были фантастические моменты. Чудесный получился конкурс. А поскольку у меня давно были идеи, связанные с этой темой, я тоже приняла в этой игре участие – написала рассказ. Он получил много откликов. И я неожиданно для себя решила пожить в «темпе Брэдбери» ‒ знаете, когда он писал по рассказу в неделю? Я прожила так два месяца и написала 8 рассказов. На втором рассказе я поняла, что рассказы могут выстроиться в некую систему: я понимаю, что хочу сказать, понимаю, чем все должно кончиться. И дальше оставалось все это записать. Так получилась книга для подростков. Но это именно полноценный текст – не сценарий графического романа. Стилизация под фантастику 70-х годов: Шекли, Азимов, Брэдбери… Мне очень хотелось, чтобы это выглядело старомодным, чтобы с первого взгляда было понятно, откуда что выросло… И я на свой страх и риск подала свою новую вещь на «Крапивинку» (Международная детская литературная премия имени В. П. Крапивина. ‒ Прим. ред.). Мне важно и интересно, что скажут люди, которые не входят в круг моих близких друзей.

– Близкие друзья часто необъективны? Их подводит любовь к вам?

– Близкие люди могут за меня радоваться и кричать «ура!» по поводу того, что я делаю. Не объективно, просто из-за хорошего отношения ко мне. А мне бы хотелось получить профессиональную оценку своего произведения. Кроме того, то, что я написала, относится к разряду «ламповых текстов» ‒ уютно несовременных и заведомо привлекательных для близких друзей. И это не та литература, которая строится на описании тонких переживаний, нюансов отношений, как у Нины Дашевской: вот так человек чувствовал себя минуту назад, а потом вдруг что-то, вроде бы незначительное, повлияло на его настроение – и он уже на все вокруг смотрит другими глазами. В моем тексте главное – сюжет. Это беллетристика. Ее по-другому оценивают: если сюжет воспринимается как небанальный, если он зацепил, то значит, все отлично. И это может быть отличное произведение , даже не несмотря на некоторые проблемы с языком, которым оно написано. А я порой не справляюсь именно с языком.

– Впервые слышу от писателя подобное признание.

– Да, именно так. Год назад я попробовала написать серию сказок – и у меня не получилось. Сюжеты вроде бы сложились, я вот с языком я не справилась ‒ не смогла найти правильную интонацию. Сбилось на что-то в духе Бажова: «Жил-был один мастер. И пошел он…». А это сразу делает сказку вторичной. Только одну сказку из всего цикла у меня получилось рассказать современным языком. И она сразу нашла издателя. Но я непременно к своим сказкам вернусь и попробую еще раз переплыть эту реку.

– Значит, Дарья Герасимова все-таки по преимуществу писатель?

– Слово для меня важнее всего. Нарисовать иллюстрации к тексту могут разные художники. То есть всегда можно найти художника, который поймет и проиллюстрирует написанное. Выдающиеся тексты в разное время иллюстрировали разные художники. Возьмите, например, сказки Андерсена ‒ иллюстрации к ним делали и дуэт Э. Булатов и В. Васильев, и Б. Диодоров, и Г. А. В. Траугот. Но сначала должен возникнуть текст!

– Я считала, что так может говорить только текстоцентричный человек. (Себя я считаю текстоцентричным человеком и думаю именно так.) Но слышать подобное от художника… Все-таки Дарья Герасимова – не только писатель. Она известный художник. С яркой, узнаваемой манерой. И у ее художественного таланта много почитателей… Мне кажется, мы перешли в область обсуждения важных вопросов теории. В частности, теории книжной графики – что откуда берется. Насколько для вашего творчества важна теория?

– Попробую рассказать все с самого начала. По профессии я художник-иллюстратор – закончила Полиграфический институт. Но в 20 лет я начала писать стихи для детей, и на четвертом курсе меня стали терзать сомнения: а не бросить ли Полиграф? Может, надо поступить в Литинститут? Но все сложилось иначе. Мне стало интересно, кто в мире детской литературы и пишет, и рисует, и как развивалась история авторской книги в течение, к примеру, последних 200 лет. Я написала небольшую научную работу по этой теме, и она победила на конкурсе студенческих работ. Мне предложили поступить в аспирантуру. Я сказала, что хотела бы заниматься авторской книгой. Это было в конце 90 х годов. Мой научный руководитель, совершенно замечательная, Наталья Николаевна Розанова, сначала удивилась: Дашенька, о чем же вы будете писать? Неужели так много людей, которые одновременно и пишут, и рисуют? Я говорю: очень много! Мы начали перечислять, кто же сюда входит из известных писателей: Экзюпери, Туве Янссон, Лофтинг… Первые книжки Владимира Конашевича тоже были авторскими. В результате я несколько лет просидела в Ленинке, копаясь в детских книгах. И выяснила, что авторская книга – это не какое-то исключение из правила, «уродец в средневековом цирке», а полноценное направление, развивающееся во всем мире. Я защитила диссертацию. И мне стало понятно: надо двигаться именно по этому пути. Но в нашей стране заниматься авторской книгой оказалось очень сложно. И поначалу мне приходилось тратить много сил, чтобы убедить издателя в том, что я могу и писать, и рисовать. Где-то брали картинки, но не брали текст. Где-то брали текст и говорили: картинки нам не нужны, у нас есть свои художники. И мне даже стало казаться, что я не пробьюсь, не справлюсь с решением этой задачи…

– И кто же первый открыл вам дверку в новую книжную реальность?

– Моя первая авторская книга вышла в издательстве Дома детской книги. Ее издала Ольга Борисовна Корф. Тогда они выпускали серию совершенно замечательных тоненьких детских книжечек с текстами Олега Кургузова, Тима Собакина, Михаила Есеновского. И моя книжка оказалась в этом ряду. Представляете? Ольга Борисовна не побоялась взять текст и картинки молоденькой, никому неизвестной девчонки и издать. Это событие потом поддерживало меня в течение многих лет.

– Потом стало легче?

– Потом, в начале нулевых, моя рукопись выиграла конкурс «Алые паруса». На меня обратили внимание. И стучаться в издательства стало легче.

– А научная работа дала вам что-то для собственного творчества?

– В первую очередь, понимание, что таких как я много. Кроме того, я открыла для себя много разных дорожек, по которым можно двигаться на пути создания авторских книг. Оценила плюсы и минусы такого «свободного плавания».

– Вы кому-нибудь рассказываете о том, что узнали и поняли об авторской книге?

– Нет, к сожалению. В институте я не осталась преподавать: родились дети, платили тогда в академической сфере очень мало. Я попробовала устроиться в РГДБ (это было лет пятнадцать назад), но меня туда не взяли: сказали, что у них нет ставки для кандидата наук. Смешная была ситуация. Я пообещала, что никто не узнает о моей ученой степени. Но мне все равно отказали. И я решила, что не буду цепляться за научную работу. Буду иллюстрировать книги. И сейчас я думаю: если бы для меня открылась научная перспектива, я бы не достигла в иллюстрировании того, чего достигла.

– Жизнь направила вас по другому пути?

– Да. Я решила, что к этим препятствиям надо отнестись внимательно. И если мне захочется, я всегда смогу написать на эту тему книгу. Может, со временем меня и пригласят куда-нибудь преподавать.

– Скажите, по вашему ощущению, ситуация в нашей стране по отношению к тем, кто совмещает в одном лице и автора, и художника, как-то изменилась?

– Да, очень сильно и в хорошую сторону. Это касается и иллюстрирования книг, и создания комиксов. У нас в стране с каждым годом выходит все больше авторских книг. И когда моя старшая дочь сказала, что хочет заниматься комиксами, я со спокойным сердцем ее в этом решении поддержала. Сейчас человек в этой сфере может зарабатывать. Если, конечно, будет много работать. Существует некая закономерность, связанная с присутствием мужчин и женщин в профессии. В советские времена подавляющее большинство иллюстраторов были мужчинами. И это была высокооплачиваемая профессия. Потом, в 90-х и нулевых, ситуация резко изменилась: в иллюстраторы шли, по преимуществу, женщины.

– Мне кажется, изменилось книгоиздание в целом – и структурно, и с точки зрения понимания аудитории, и с точки зрения ведения бизнеса. Профессия «иллюстратор» из элитарной превратилась в массовую. В свое время нечто похожее произошло с профессией «учитель».

– Наверное. И это было не лучшее время для профессии. Художники, в 1997 году окончившиеся вместе со мной Полиграф, выращенные Александром Ливановым, Верой Митурич Хлебниковой, Александром Коноплевым, приходили в издательство – и с них требовали рисовать «розовых пушистиков». Художники терялись. Выяснялось: или всё, чему их учили, – ерунда. Или — что-то неладное творится в издательском мире. Если ты приносил не розового пушистика, а что-то другое, тебе приходилось вступать в жестокую борьбу с заказчиком. Заказчику нужны были глазки побольше, хвостик помягче. Но мало кто может рисовать подобное от души. И люди, художники, которые в студенческие годы рисовали совершенно немыслимые, потрясающие вещи, начинали гнать за деньги пушистиков и к 30–40 годам просто разрушались, заболевали. Наблюдать это было по-настоящему страшно.

– Но сами вы как-то убереглись?

– Я для себя решила, что не буду воевать с системой. Но и пушистиков рисовать не буду. Не буду работать с цветом – только с графикой. Требования к черно-белым иллюстрациям были намного мягче: просто добротная графика! Но сейчас ситуация совершенно иная. И когда мне говорят, что иллюстратор ‒ по-прежнему женская профессия, я возражаю: посмотрите, сколько художников-мужчин заняты созданием комиксов! То есть гендерный перекос в этой области стал выравниваться. Это значит, что рисование стало приносить деньги. На хорошем комиксе можно заработать. Я смотрю, как оценивают ситуацию мои дети. Они видят, что комикс «Майор Гром» купила компания Netflix. Сделанный на его основе фильм увидят во всех странах Европы. То есть можно в области создания комикса сделать что-то качественное, достойное внимания на мировом уровне. Это же перспектива! А для художника понимание возможной перспективы очень важно. Оно поддерживает. Значит, у нас появятся новые интересные молодые художники.

– Пожелаем удачи и новым комиксистам, и создателям авторских книг.

Беседу вела Марина Аромштам