«Хочу разорвать тебя на кусочки!», или Что происходит с ребенком, когда мы на него кричим
9 марта 2016 32423 3

«Однажды мама ругалась…» Ютты Бауэр – история объемом в одиннадцать предложений. Большинство из них простые и состоят всего из нескольких слов. Картинок много – правда, довольно странных. На одной в безбрежном небе плавают глаза, на другой среди снегов торчат одинокие ноги. На третьей – «коллаж» из звериных морд и непонятных разрозненных частей.
А все потому, что случилось беда. Однажды утром мама так кричала, что… – знаете, что случилось? Пингвиненка, от лица которого ведется повествование, «разорвало на части».

Героя книги разорвало исключительно по той причине, что мама очень сильно на него кричала. А все его разорванные части разнесло в разные стороны света. И герой жалуется читателю, что он ничего, ничегошеньки не мог противопоставить случившемуся. Вот, собственно, и весь сюжет этой истории из одиннадцати предложений. Такая краткая, наглядная и выразительная картинка последствий вербальной агрессии.

Одно из основных значений слова «агрессия» – нападение. Вербальная агрессия, соответственно, это нападение с помощью слов. В данном случае мама ведет себя агрессивно по отношению к своему ребенку (в книжке это пингвиненок) – кричит на него.

Приходится признаться: мы, взрослые, порой кричим на детей. Или, давайте уж без обиняков: мы орем на детей. По самым разным причинам. Они выводят нас из себя – вот мы и орем. И всегда считаем, что орать на ребенка – нормально. Это ведь не бить. За битье у нас предусмотрено уголовное наказание. А за ор – нет. Ор – так сказать, в рамках допустимого. Потому что он вроде бы не наносит ребенку видимых увечий. Не угрожает его жизни. И, наверное, здоровью не угрожает.

Но о последнем мы уж точно не думаем.

И нам даже странно, что бытовой крик, это вполне допустимое с точки зрения Уголовного кодекса поведение, психологи именуют «вербальной агрессией». В их устах это как-то резко звучит.

Я могла бы сейчас заняться рассуждениями о травмирующем характере слишком громких звуков и, в частности, человеческого голоса. Но лучше расскажу одну небольшую историю, напрямую, как мне кажется, связанную с книжкой про то, как мама ругалась

 На одном из книжных фестивалей мне поручили организовать дискуссию на тему «Нужны ли сегодняшним детям книжки о школе?». Дискуссии не получилось, потому что присутствующие на «мероприятии» дети дружно ответили, что такие книжки им не нужны. Они и так каждый день в школе. У них эта школа вот где сидит! И что взрослые могут сообщить им о школе – такого, чего они сами не знают?

Моя слабая попытка возразить – «Может, дети чего-то не знают о взрослых, которые ходят в одну с ними школу?» – была мгновенно подавлена:

– Мы чего-то не знаем про этих взрослых? Да мы знаем, что они все время на нас орут!

Дальше хор распался на множество возмущенных голосов:

– Приходит тут с больной головой и думает, что ей можно кричать! Пусть таблетку выпьет, перед тем как идти на работу.

– Да она от этого удовольствие получает. Это ж только ей можно – кричать. Мы-то на нее не кричим.

– Да эти учителя, они нас вообще за людей не считают!

– Да им все равно, что мы думаем и что мы чувствуем!

– И что вы нам говорите, будто они «тоже люди»? Никакие они не люди! Они давно утратили человеческий облик…

Я не буду описывать сложность своего положения и то, как я долго и безуспешно пыталась из него выпутаться. В конце концов я решила сбить «оппонентов» с толку:

– Слушайте, ну кричат на вас. Это же не смертельно. Лучше представьте, что вам объявили: с завтрашнего дня в школе вводятся телесные наказания. Что бы вы сказали?

Я-то собиралась рассказать им о том, какой громадный путь в сторону гуманизации проделала школа – ведь еще недавно, по меркам истории, там вовсю пороли. И в школу графа Толстого крестьяне крайне неохотно отдавали детей по той причине, что он-то как раз не порол. А если не пороть, какое же тут обучение? Ничего серьезного быть в такой школе не может… В общем, я думала удивить детей и заодно продемонстрировать некоторые знания из истории педагогики. Но не тут-то было.

– А что? – ответили дети. – Ну и пусть вводят порку. Только пусть напишут четко, за что и сколько.

Дальше шли индивидуальные уточнения: «Если я буду знать, за что и сколько, я при желании смогу этого избежать»; «Если это будет правилом жизни, я буду следовать правилу».

Я чуть не упала в обморок:

– Вы что же – за телесные наказания?

– Да, – ответили дети, не дрогнув. – Если на нас не будут кричать.

Я страдала несколько дней: до чего мы дошли? До чего докатились? Наши дети – за телесные наказания! Движимая тягой к обобщениям, я же почти связала детские заявления с огромным количеством желающих сохранить в России смертную казнь. И еще много с чем связала.

А потом вдруг поняла: это ж подростки! И все, что они говорят, нужно принимать с поправкой, потому что они не очень точно умеют выражать свои ощущения. Так что дело здесь не в общем ожесточении и не в привязанности к идее смертной казни.

Подростки вот что хотели сказать: когда взрослый на нас кричит, он нас унижает. И это для нас ужаснее всего. Нас корчит от этого безграничного унижения и произвола. И мы бы на все согласились, лишь бы только в наказании проявлялась какая-то понятная мера. Пусть нас порют, но это – наказание тела, а не унижение личности. А с телесным наказанием, если оно будет дозированным, мы как-нибудь справимся.

Положим, они заблуждаются: у них (у значительной части) нет опыта телесных наказаний, и потому им кажется, что телесные наказания не имеют ничего общего с личностным унижением. Эта процедура кажется им «техничной».

Мне, кстати, вспомнилось, как подобный опыт описывал в своей автобиографии Стивен Фрай. Оказывается, в респектабельных закрытых английских школах наказание розгами существовало до 70-х годов прошлого века. И вот Стивен Фрай рассказывает, как «приговоренные» относились к порке: для них было важно, чтобы наказывающий учитель не получал от этого удовольствия. И еще чтобы он не применял «противоправную» технику – к примеру, не бил с «оттягом» или не поднимал слишком высоко руку при замахе. На подобные злоупотребления можно было пожаловаться. И Стивен Фрай уверял, что такая «техничная», безэмоциональная порка его не очень расстраивала. Это было вполне терпимо.

Крик же, в отличие от размеренной порки «по правилам», всегда эмоционален. Сверхэмоционален, аффективен. И главная эмоция, которую мы испытываем в состоянии аффекта, – это желание уничтожить «противника». Или по крайней мере подавить на корню его волю.

Это всего лишь желание. Но оно легко считывается тем, кому адресовано. И потому так болезненно.

А если ребенок еще и привязан к нам, то наша аффективная реакция в буквальном смысле разрывает его на части – как это и описала Ютта Бауэр:
«швырнуло голову в небо,Иллюстрация Ютты Бауэр к книге «Однажды мама ругалась»
живот забросило в море,
крылья пропали в джунглях.
Клюв потерялся в горах.
А хвостик упал где-то в городе.
У меня остались лишь ноги,
но потом и они сбежали».

Когда такие ситуации возникают с достаточной степенью регулярности, у ребенка появляется чувство, что взрослый действительно не желает мириться с его существованием. Состояние разорванности, разодранности закрепляется и начинает определять стиль детского поведения. А когда ребенок становится подростком и обретает некоторую долю независимости от взрослого (от родителей и от учителей), у него возникает ответная реакция неприятия.

У Ютты Бауэр все кончается хорошо: «Однако вечером мама собрала все части – и сшила… “Прости меня, дорогой”, – сказала мама устало».

Иллюстрация Ютты Бауэр к книге «Однажды мама ругалась»

Для ребенка важно: мама может сделать над собой усилие и показать, что любит его, дорожит его целостностью, и что одной из причин ее разрушительных эмоций является усталость.

А вот взрослому придется придумывать самому, как справляться с усталостью и с помощью каких средств и сил «сшивать» разодранного ребенка – принимать его таким, какой он есть.Но книжка-то не для взрослых! Взрослые – это так, «зрители на приставных стульчиках».

Главный адресат – ребенок, лет примерно так с девяти. Тот, у кого не за горами подростковый возраст и кто уже испытал на себе, что значит «распасться на части».
Пожалуй, ничего подобного в детской литературе до сих пор не встречалось. Это значит, что мы, взрослые сделали новый маленький шажок в осознании своих отношений с детьми. А дети получили важное свидетельство того, что они в своих ощущениях и переживаниях не одиноки.

Марина Аромштам

___________________________

Послушать книгу Ютты Бауэр «Однажды мама ругалась»

Понравилось! 94
Дискуссия
Alex1242
Никогда не буду кричать на своих детей!
Анцупова Александра
Для взрослых всегда найдётся повод покричать на ребёнка, но они когда-нибудь задумывались, что этот повод может оказаться и у детей? Младшие побаиваются кричать на старших, а старшие почему-то нет! А почему же? Скорее всего это нервы, гармоны и какие-то психи. Иногда мне даже кажется, что родители кричат на нас потому что им не на ком выразить своё недовольство. Бывает, что это обижает, бывает - заставляет плакать, а бывает поводом... Как раз тем поводом задуматься! Вы спросите:"Задуматься над чем?" Наверное над собою, иногда над своим поступками, а иногда над родителями. Ведь бывает, что и родители могут быть не правы, но скорее всего в себе они чувствуют страх... Страх признаться, что они были не правы. Но, как они сами говорят: "Главное, что всё понял". Тогда в этом случае нам стоит им сказать тоже самое:"Главное, что всё всё понял".
Мария Ларионова. 18 лет. Г.Омск (ОмБТ).
На самом деле, если затрагивать тему отношений учителей и учеников, то говорить можно много. На мой взгляд, обучаемость ребенка в школе на 70% зависит от того, как педагог преподносит информацию. Очень часто педагоги в школе употребляют такие фразы: - ты ничего не делаешь, что из тебя выйдет, разве что дворник, да и то не факт. -вы ничего не делаете, ничего не знаете, останетесь тупыми и глупыми, и дети у вас будут такими же. Очень вбилась в голову фраза преподавателя по русскому и литературе " Вы ничего не знаете, выпуститесь со справками, и город станет чистым, дворников будет много" Обидна не сама фраза, хотя и этого исключать не стану. Обидно то, что она сказана при всех. Действительно очень унизительно, когда говорят такое при всех. Когда я выпустилась со школы, хоть и с низким результатом, но все же, я поступила учиться на повара. Поскольку поступала на базе 9 классов , у нас продолжались предметы общеобразовательные. Именно тогда я начала учиться хорошо, тройки свелис
Катя Сысоева
Спасибо за возможность лучше прочувствовать ситуацию!
a.shabanova
Только что с пристрастием расспросила своего ребенка - 10-тилетнюю дочку. Результат расспросов такой: 1) кричать - лучше, потому что от крика можно отгородиться (можно слУшать, но не слЫшать), а от телесных наказаний - нет. 2) крик не унижает - хуже всего может унизить абсолютно спокойно, холодно сказанное слово. 3) крик - это вообще не очень страшно, потому что кричат, когда больно, или когда невыносимо, и все это понимают, и это быстро проходит, а когда, например, раздражение или тихая агрессия (сама так сказала!) - это намного хуже, потому что и придраться вроде не к чему, но может очень долго быть и очень тяжело рядом находится. А крик - как гроза, быстро проходит. Вот что говорит десятилетний ребенок :-)