Без языка
6 апреля 2017 11752

У многих взрослых сейчас возникает смутное желание «поговорить с детьми о терроризме» - почему-то именно сейчас. Появились даже законодательные инициативы о введении в школьную программу нового предмета «Антитерроризм» ‒ как будто не было у нас «Норд-оста» и Беслана, и до сих пор не было причин и поводов с детьми на эту тему разговаривать. Если слова «поговорить о терроризме» – всего лишь элегантная замена формулы «кругом враги», то лучше сказать прямо: «хотим всех детей построить». Но даже если мы хотим именно «поговорить с детьми», то столкнемся с довольно ощутимыми трудностями.

Когда мы думаем о каких-то серьезных разговорах с детьми, то, конечно, прежде всего, имеем в виду подростков. Подростки нас волнуют по разным причинам.

Подростковый мир – это мир, теряющий привычное равновесие (и без всякого терроризма). Это период, когда подросток переоценивает свои отношения с взрослыми, в первую очередь – с родителями. Когда он переживает неизвестное ему до сих пор по остроте чувство одиночества и неизвестности. Но подростки уже в гораздо большей степени отделены от взрослых, чем дети более младшего возраста. И как бы мы ни хотели предупредить их от «ошибок», защитить их (в том числе – и от них самих), у нас довольно мало возможностей прямо вмешиваться в процесс взросления.

Так это устроено: какие-то «истины», какие-то способы взаимодействия с окружающей действительностью подросток должен освоить самостоятельно. Поэтому мы, взрослые, здесь особенно остро нуждаемся в посредниках. Такими посредниками могут быть книги. Они рассказывают о том, о чем мы сами не решаемся говорить с подростками, или о том, о чем подростки по разным причинам не решаются говорить с нами.

А книги могли бы рассказать о том, как люди сталкивались с такого рода проблемами, как их решали и какой ценой, что теряли и что приобретали.

Быть посредником - одна из важнейших функций подростковой литературы. И способность и готовность общества «говорить с детьми» на ту или иную тему определяется очень просто – разработанностью этой темы в детской литературе.

На это можно возразить, что далеко не все дети читают. Конечно. Но разработка сложных тем в детских книгах очень важна и для взрослых: новая детская литература позволяет им лучше понимать своих детей, живущих в уже изменившемся мире. Книги создают язык, а язык – это непременное условие диалога. Вот почему так нужны новые книги, отражающие потребности и проблемы современных детей и подростков, - нужны и детям, и взрослым.

Но у нашей современной детской литературы грешный ее язык вырван. В первую очередь, с помощью закона о защите детей от вредной информации. Если сегодня в какой-нибудь детской книге проблема называется своим «именем», это тут же приравнивается к пропаганде и подлежит уголовному наказанию.

А ведь тема терроризма – это, хотим мы этого или нет, вполне логично вписывается в список сложных тем, связанных с подростковым взрослением и со свойственным подростку переживанием мира. Она связана с темой насилия в широком смысле слова, с определением отношения к насилию.

И я не очень понимаю, как «говорить с детьми о терроризме», если не затрагивать тему смерти, не рассказывать историю явления, не объяснять особенности психики террориста, в частности – его готовность к самоубийству. Умалчивать о том, что политические убийства – тоже разновидность терроризма. А бывает еще и такое явление, как государственный террор.

И вот происходят события, которые детям необходимо объяснять. Но сводятся наши объяснения к чему-то вроде формулы в старом анекдоте, как вести себя во время атомного взрыва: держать автомат на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на сапоги. Вести себя таким образом – дискредитировать саму возможность диалога.

***
Понятно, что литература живет своей жизнью и своими законами. И если что-то в нашем мире происходит, литература с той или иной степенью полноты и глубины, с той или иной степенью разработанности вынуждена происходящее осмысливать.

Книг, в которых мы могли бы заимствовать язык, способы и материал для разговора с подростками о терроризме, считанное количество. Но они есть.

Например, такие как книга Мартина Шойбле «Джихад: террористами не рождаются» и автобиографический рассказ Малалы Юсуфзай «Меня зовут Малала». (Обе книги, замечу, – переводные.)

Джихад террористами не рождаются-обложкаКнига-исследование Мартина Шойбле рассказывает о судьбе двух террористов, вчерашних подростков. Один – из типичной палестинской семьи со всеми ее проблемами в современных условиях, другой – из немецкой семьи, внешне совершенно благополучной. Автор честно признается: его подход чисто описательный. Он не берется четко и однозначно охарактеризовать причины превращения молодого человека в террориста. Но – что очень важно для разговора с подростками – в книге подробно, в деталях описывается подростковая субкультура, ее влияние на поведение молодых людей. И то, как внутри этой культуры вызревает склонность человека к специфической форме суицида в виде террористического акта.

Закон, призванный защищать психику детей, не позволяет нам говорить с подростками о суициде. Но я не очень понимаю, где взять синонимы, чтобы как-то иначе называть террориста-смертника. И ведь теперь нельзя сделать вид, что таких людей не существует – даже ради психического здоровья детей. Об этих террористах целыми днями твердят во всех новостных программах. Видимо, реальность здесь работает против законодателей.

Я-Малала-лбложкаКнига «Меня зовут Малала» написана пятнадцатилетней девочкой из Пакистана. Малала пишет, что для нее важнейшей ценностью было образование. Она хотела учиться, она училась, и она вела блог в Интернете, обращенный к другим пакистанским девочкам и призывающий их учиться. С точки зрения исламских фундаменталистов, это прямое нарушение религиозного закона, предписывающего женщине определенное место и функции. И за это Малалу (напомню, пятнадцатилетнюю девочку) приговаривают к смерти. Остановив школьный автобус, стреляют в нее прямо на глазах у других девочек-школьниц. То, что она осталась жива, то, что ее сумели вывезти за границу, вылечить и потом присудили ей Премию Мира, – из области чудесного.

В этой истории, конечно, все противоречит опыту российского подростка: и образ жизни Малалы, и ее стремление ходить в школу (это вообще трудно понять), и ее поразительная смелость в противостоянии страшным взрослым мужчинам, и ее непостижимая человеческая зрелость. Тем не менее, это реальная история, она случилась совсем недавно и касается подростка, который живет в мусульманской стране и, между прочим, не называет себя атеистом. То есть эта сложная история и предмет сложного разговора.

Хотя и тут защитникам морального здоровья детей может привидеться что-то «причиняющее вред». Но вы ведь хотели говорить с детьми о терроризме? А это и есть история противостояния терроризму. Это ситуация, обратная той, что описана у Мартина Шойбле.

Голос-обложкаКнига Дарьи Доцук «Голос» рассказывает о девочке-подростке, которая стала свидетельницей террористического акта в московском метро и чудом избежала гибели. Однако ее жизнь теперь отмечена пережитым: у героини развиваются болезненные реакции на самые обыденные явления окружающей действительности, и это делает ее не такой как все, практически изгоем. Куда могут привести героиню ее страхи и преследующая ее смертная тень? А рассказать о том, что с ней происходит, она не может. Кроме страхов, в ней живет чувство, что ее никто не поймет. Переживание замкнуто в ней и не имеет выхода. У него нет «речи», нет «голоса».

Уехав на лето к бабушке в тихий провинциальный Калининград, героиня встречается с юношей, который рассказывает ей о трагических событиях, происходивших в Кенигсберге в конце Второй мировой войны и тесно связанных с историей его семьи. И героиня вдруг понимает, что этому человеку она может все рассказать – о себе и о том, что случилось (не о теракте, а о его последствиях в ее жизни) – потому, что понимает его, понимает его боль. Оказывается, что личный опыт, тяжелый и, вроде бы, ненужный для жизни, все-таки может «сработать»: он открывает возможность соприкоснуться с чем-то, что воспринять очень сложно.

Быть понятным и понимать – звенья одной цепи. Пережитая травма обретает «голос».

Сахарный ребенок-обложкаВ этот краткий список подростковых книг, рассказывающих о терроризме, я бы непременно включила книгу Ольги Громовой «Сахарный ребенок», где реалии массового государственного террора сталинских времен описываются глазами маленькой девочки, дочки репрессированных родителей.

Я считаю, что если уж содержательно разговаривать с подростками о терроризме, нужно поднимать тему насилия в целом. В том числе, говорить о том, как ребенок усваивает образцы поведения взрослых, выстроенные на насилии, во что они «прорастают» и как трудно это преодолеть.

У австрийского режиссера Михаэля Ханеке есть фильм «Белая лента», получивший и Золотую ветвь Каннского кинофестиваля, и «Оскара». Фильм рассказывает о жизни провинциального немецкого городка за несколько лет до наступления фашизма. Главная забота взрослых там – соблюдение «приличий» и воспитание детей в соответствии с традиционными ценностями. Ты должен везде и всюду носить пришпиленную к плечу белую ленту – как символ, напоминающий о необходимости хранить чистоту и невинность. При малейшем отклонении, даже при подозрении на отклонение тебя жестоко наказывают. Тебя подозревают в онанизме? Страшный грех! Будешь спать привязанным к кровати. Будешь проводить в этом состоянии – привязанным, связанным – большую часть времени. И что делают дети, которых родители воспитывают в строжайшем соответствии со своими моральными нормами? Эти дети совершают хорошо спланированное коллективное убийство умственно-отсталого мальчика, вынуждая его семью спешно покинуть городок. Почему они убивают? Потому что мальчик им не нравился ‒ своей «почти уродливостью», беззащитностью, своим «отклонением от нормы». И мы, зрители, с содроганием понимаем: эти дети как раз и вырастут к 33-му году – когда придет время голосовать за Гитлера…

Это не имеет прямого отношения к современному терроризму? Имеет. Это анализ происхождения насилия, психологической возможности убивать других.

Терроризм, прежде всего, внушает страх. И взрослому страшно, и подростку – тоже. (И дети прекрасно понимают, что взрослым страшно.) А способ преодолевать страх, когда он еще не стал главенствующим переживанием, затмевающим все остальные чувства, известен: надо его «нарисовать и разорвать на кусочки». Или, что более уместно в данной ситуации, его придется превратить в предмет для понимания, для изучения. Тогда он «отодвигается», из внутреннего переносится во внешнее.

Хотя у нас и привычки такой нет – думать о сложных проблемах вместе с детьми.

А ведь не только в тревожных испытаниях, но и в обычной жизни это так важно для взрослых – учиться разговаривать с детьми.

Марина Аромштам

1

Статьи, близкие по тематике:
Интервью с Мартином Шойбле
«Для детей важно, что в тяжелых испытаниях есть тот, кто может помочь»
О книге Дарьи Доцук «Голос» рассказала Ксения Барышева в статье «Рассказ как исцеление»

Понравилось! 38
Дискуссия
Дискуссия еще не начата. Вы можете стать первым.