«Книги надо смотреть»

В детском отделе японского книжного магазина сразу привлекают внимание длинные стеллажи с манга. Манга – это комиксы, истории в картинках, которые составляют 40% от общего количества всех книг, издаваемых в Японии. Почти всегда они издаются сериями, которые могут включать несколько тысяч выпусков. Манга бывают для мальчиков и девочек, для младенцев и стариков, для интеллектуалов и «пролетариев». Манга-персонажи становятся такими же национальными символами, как герои народных сказок. Например, кот-робот Дораэмон известен буквально каждому японцу. Манга «Дораэмон» состоит из 1300 выпусков, получила множество детских книжных премий и даже (что редкость) переведена на русский.

Если в нашей стране в последние годы только-только начали появляться фестивали, магазины и библиотеки комиксов, то в Японии они существуют уже полвека: в Киото работает огромный Международный музей манга, а тематические магазины есть почти в каждом городе.

Такое повсеместное распространение комиксов неудивительно, ведь «смотрение», рассматривание, созерцание – основа японской культуры. Манга – своеобразная школа визуальной грамотности, которая для японца не менее (а иногда даже более) важна, чем вербальная. Когда я попросила знакомую японскую маму рассказать, как она читает книги со своим пятилетним ребенком, то услышала в ответ: «Мы не читаем. Мы смотрим. Просто листаем страницы, рассматриваем, иногда я говорю ребенку: смотри, девочка цветы собирает. Или он мне показывает: этот монстр самый страшный, а этот добрый. Текст в книге нам не нужен. Мы его сами придумаем, если понадобится».

Почему так происходит? Причин много, и одна из них – иероглифическая письменность. Иероглиф – это «бывшая» пиктограмма, рисуночное письмо. Старательно выписывая и читая иероглифы, дети учатся понимать и расшифровывать изображение. Существует мнение, что именно благодаря ежедневной практике в начертании иероглифов многие японцы очень хорошо рисуют.

Привычка к длительному созерцанию лежит в основе культуры семейного чтения. Японцы считают, что глазами можно сказать и понять больше, чем словами. Возможно, именно поэтому многим иностранцам кажется, что японцы вообще не ругают и не наказывают детей. На самом деле, и ругают, и наказывают – только не словами или действиями, а косыми взглядами, неодобрительным молчанием. Недовольство родителей дети просто чувствуют. В одном из социологических исследований японцев спрашивали, какова главная задача воспитания дошкольника. И более 80% ответили: переживание эмпатии. (Аналогичное исследование, проведенное Институтом социологии РАН, показало, что 70% российских родителей считают своей главной задачей «дать хорошее образование».)

Умение «считывать» эмоции, настроение, смыслы, заложенные в изображении, – вот что в первую очередь призваны развивать и воспитывать японские детские книги. Книжка-картинка – единственный жанр японских книг для дошкольников. Да и среди «школьных книг» почти не встретишь неиллюстрированных изданий. Составить представление о них можно по изданным на русском языке книгам Айяно Имаи, Ко и Тиаки Окадо, Чисато Таширо.

Невероятной популярностью пользуются в Японии книги с иллюстрациями Ивасаки Тихиро (1918‒1974). Уникальный для Японии случай: творчеству Ивасаки Тихиро посвящен сразу два музея, в Токио и недалеко от Нагано. На европейский взгляд, книги Тихиро ничем не примечательны, там почти ничего не происходит. Но для японца любого возраста нет ничего лучше, чем книга, которую можно рассматривать. Всю свою жизнь Ивасаки Тихиро рисовала детей, и наслаждаться ее акварелями можно бесконечно.

Возможно, именно развитой привычкой к созерцанию обусловлена знаменитая японская «всеядность», восприимчивость к самым разным культурам. Ведь созерцать можно и нужно разное. Стилистическое разнообразие абсолютно естественно для японской детской литературы, о чем свидетельствует огромное количество книжек, в которых под одной обложкой соединяются работы разных детских иллюстраторов – как в книге «Двадцать японских сказок» (2011), где каждую сказку сопровождают работы одного художника. Попробуйте на минуту представить себе сборник русских народных сказок, в котором «Волк и семеро козлят» будет сопровождаться иллюстрациями Васнецова, «Царевна-лягушка» – Билибина, а «Теремок» – Рачева… Многим русским читателям такое смешение стилей в одной книге покажется недопустимым, а для японцев оно совершенно естественно.

Французские, индийские, африканские, русские сказки постоянно издаются в Японии. Удивительную историю рассказывает Виктор Чижиков: японское издательство «Гаккен» в 1980-е годы заказало ему иллюстрации к сказке «Вершки и корешки», а затем попросило написать продолжение этой сказки! Так Виктор Чижиков стал не только художником, но и писателем. Японские дети увидели его истории про мужика, медведя и их внуков Петю и Потапа раньше, чем русские, хотя теперь и у нас есть такой шанс.

Один из миллионов

Если европейская детская литература основана на культе индивидуальности, личной уникальности и своеобразия, то японские детские книги несут в себе совсем иное послание: ты лишь один из многих, мы все похожи, у нас есть общие правила. Адресованная малышам иллюстрированная история Японии начинается и заканчивается одной и той же фразой: «Ты живешь в Японии. Ты один из миллионов японцев».

Воспитание коллективизма с помощью групповых игр, спорта и хорового пения – одна из важнейших задача японских детских садов, и об этом очень интересно рассказывает знаменитая писательница Риэко Накагава в своей книге «Детский сад “Тюльпан”». Кстати, на первой же странице мы узнаем, что «каждое утро после завтрака воспитательница читает ребятам интересные книжки».

Неудивительно, что на страницах детских книг часто появляется не индивидуальный, а «коллективный герой»: шестнадцать собак, одиннадцать котов, семь тигров, двадцать рыб, пять мышей, десять чашек. Имена их неизвестны и неважны. Их задача – показать разные модели коллективного взаимодействия, научить ребенка-читателя работать в команде, знать свое место, понимать общую цель, работать над ее достижением – и нести личную ответственность за коллективный результат. Не из чтения ли таких книг вырастает невероятная сплоченность японской нации, которая так поразила весь мир после трагического землетрясения 2011 года?

Японский коллективизм невозможен без неукоснительного следования правилам, соблюдения этикета. Иностранные мамы, воспитывающие детей в Японии, обычно удивляются жесткой регламентации детсадовской и школьной жизни. С «правилами японской жизни» детей знакомят и взрослые (например, и в садах, и в школах обязательно проводятся «уроки морали»), и книги. Но делают это не в лоб, а очень гуманистично: ребенок-читатель должен не просто принять на веру существующие правила, а осознать их необходимость. Поскольку японцы буквально «помешаны» на чистоте и порядке, то неудивительно, что огромное количество правил касается личной гигиены. Писатель Тосико Кандзава и художник Каяко Нисимаки еще в 1970 году создали книжку-картинку «Надеть трусы уже умею», которую и сегодня читают японские дети. Сюжет ее незамысловат: маленькому герою никак не удается стоя надеть трусы, и он уходит гулять не одевшись. Все звери на улице смеются над его голой попкой без хвоста; к тому же, разозлившись, мальчик падает в грязь. А дома с помощью мамы он наконец находит выход из тупиковой ситуации: оказывается, надевать трусы можно лежа!

Еще одна популярная в Японии книга, переведенная на несколько языков, называется «Плач» (стихи Хиротака Накагава, иллюстрации Тинта Хо). Главный посыл этой книги в том, что люди плачут не только от боли и грусти, но и от радости, от любви. Новорожденный малыш плачет от страха, когда мама уходит. Когда она появляется, он тоже плачет – от радости. Мама плачет от восторга, папа – от переполняющих его чувств. Ведь плакать – это нормально.

О старости и смерти

Разглядывая японские детские книги, нельзя пройти мимо еще одной базовой черты японской культуры. Японцы не боятся смерти и своих детей приучают к этому с самого раннего возраста. Смерть все время находится как бы «в поле зрения» японцев и при этом ничуть не нарушает их душевный покой. Известный японист Григорий Чхартишвили рассказывал о своем знакомстве с сочинениями японских четвероклассников на тему «Мое будущее». Каждое сочинение (без единого исключения!) заканчивалось описанием собственной смерти. Десятилетние японцы излагали свои ожидания без всякого страха: наивно – «Буду убит во время зарубежного государственного визита»; романтично – «Совершу двойное самоубийство с любимым человеком»; неординарно – «Умру в 88 лет, поняв, что мне все равно не пережить родителей».

Причина такого отношения к смерти кроется и в природных особенностях страны (катастрофические природные бедствия сотрясают японские острова уже не одно столетие), и в религиозных установках. Главные религии Японии, синтоизм и буддизм, признают возможность реинкарнации (перерождения душ): смерть – это не конец существования, а лишь переход к другой жизни. И об этом замечательно рассказывают детские книги, в том числе, хорошо известная в нашей стране история Йоко Сано про кота, который жил миллион раз, умирал и рождался заново. Гораздо менее известна современным читателям история Тосико Кандзава «Как бабушка была паровозом», в которой бабушка рассказывает о десятках разных своих жизней.

Другая бабушка, ставшая героиней еще одной книги Йоко Сано «Ведь я совсем уже старенькая», в день своего 99-летия как бы «движется» назад во времени и превращается в пятилетнюю девочку. Вообще, надо заметить, что бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки, старики и старухи – постоянные герои и народных сказок, и современных детских книг. И почти всегда это мудрые, опытные, все понимающие герои. Почтительное отношение к старости обязательно для японцев.

Вполне объяснимо, что тема смерти становится основной в детских книгах о Второй мировой войне. И это совсем не героическая смерть. Например, в книжке-картинке «Бедные слоны» (автор Юкио Цутия, художник Мотоитиро Танавэ) речь идет о том, как во время войны в токийском зоопарке служители умертвляют животных, чтобы они не разбежались во время воздушных налетов. Львов, волков, тигров удалось убить, а вот со слонами вышла заминка – шприцы не пробивают толстую кожу, есть отравленную картошку слоны отказываются… У книги вполне оптимистический финал: слоны все-таки умирают от голода. «Все зарыдали, а в этот момент над их головами в небе Токио, грохоча моторами, пролетели вражеские самолеты с бомбами. Обнимая мертвых слонов и размахивая кулаками, все закричали: “Прекратите войну, хватит войны, довольно!”»

«Созерцание непостижимого» – вот, наверное, самая точная характеристика японского отношения к смерти. Да, в мире есть смерть, болезнь, страх, отчаяние. В мире есть цветущая сакура, сад камней, играющие дети. Все это существует в одно время, в одном пространстве. Понять и принять такую картину мира может человек с высоко развитой эмпатией, способный к душевной пластичности. А чтобы стать таким человеком, надо читать-смотреть японские детские книги.

«Я ем лапшу, а в это время рядом зевнула кошка Микэ. Микэ зевнула, а в это время соседка Ми-тян переключила программу. Ми-тян переключила программу, а в это время сосед соседки Тай-тян спустил в туалете воду. Тай-тян спустил в туалете воду, а в это время в соседнем доме Ю-тян коснулась смычком струн. Ю-тян коснулась смычком струн, а в это время в соседнем городе мальчик взмахнул битой. В соседнем городе мальчик взмахнул битой, а в это время в другом соседнем городе девочка разбила яйцо в плошку… В стране за далекими горами один мальчик упал и больше не встал. Дует ветер. Дует ветер. Дул ветер, а в это время…» (Есифуми Хасэгава)

Анна Рапопорт

«Папмамбук» выражает глубокую благодарность Ирине Батуевой и Мире Васюковой (Центральная городская детская библиотека, Санкт-Петербург), Инге Есиповой (Токио) и семье Накамура (Осака) за помощь в подготовке статьи.