– Максим, вы помните, как научились читать? Сколько вам тогда было лет?

– Существует семейная легенда, по которой я начал читать в три года, и первой прочитанной мною книжкой были «Три мушкетера» Дюма. Но поскольку это звучит крайне неправдоподобно, я не могу на этом настаивать. Но из детства действительно помню этот роман Дюма и то, что примерно в это же время я научился играть в шахматы. Больше ничего не могу сказать.

Лет до 10 я читал по преимуществу приключенческую литературу. Но мы тогда читали то, что было. Это сейчас ты можешь купить ребенку все что угодно. А тогда нет. Я помню некоторые книжки – как они стояли в шкафу. Помню их цвет. «Три мушкетера» были красного цвета. Помню оранжевый шеститомник Майн Рида. Взросление состояло в том, что я перешел к серенькому Джеку Лондону.

А замечательные переводные сказки «Винни-Пух» и «Карлсон» для меня появились чуть позже. Я помню свои впечатления от них.

Я вообще много читал. Что осталось в памяти из детской литературы? Я очень люблю Незнайку. Он совершенно потрясающий герой для советского времени. Первая книга Николая Носова, безусловно, классика. Она работает как правильная детская книга – и на ребенка, и на взрослого. Одну фразу из нее – «А мой портрет ты лучше сними» – я постоянно цитирую. В разных ситуациях.

Еще я очень любил «Волшебника Изумрудного города» (пересказ Александром Волковым «Волшебника из Страны Оз» Фрэнка Баума) и вторую, уже самостоятельную, книгу Волкова – про Урфина Джюса.

Были какие-то книги, которые меньше запомнились, меньше на меня повлияли, но все их знают: например Лагин с его «Стариком Хоттабычем».

– А есть такие книги, которые в детстве вам очень нравилось, а сейчас вы удивляетесь, почему?

– Того же «Урфина Джюса», который мне самому очень нравился, я своим детям уже не смог читать: плохой язык, тяжелый, чуть ли не с какими-то ошибками стилистическими.

В детстве я очень любил «Дом с волшебными окнами» Эсфири Эмден. Эта книга меня потрясла. Недавно я решил ее найти. Может, внукам почитать. Мне посчастливилось – нашел. Купил с рук по объявлению в Интернете. И был безумно счастлив – до того момента как открыл. Читать ее не смог вообще. Не могу сказать, что это совсем плохая книга. Наверное, что-то в ней есть – раз я ее запомнил, раз она меня потрясла в детстве. Но и сюжет, и идеология, которая там со всех страниц лезет, – всё это сплошное разочарование. Я думаю, таких разочарований было бы много, если бы я отыскал и другие любимые детские книжки. Но этого опыта мне хватило, и я остановился.

Это, наверное, характерно для «традиционной» литературы, написанной советскими писателями.

Но есть литература советского времени, я бы даже сказал, «советская литература в широком смысле слова». Она включает блестящие переводы мировой классики. Тут, я думаю, разочарований было бы мало. Мне кажется, «Питер Пен» или «Мэри Поппинс» своего обаяния для повзрослевшего читателя не теряют. Хотя язык, конечно, устаревает. Это видно, когда мы читаем перевод 60-х годов: тяжеловатый язык, но качество перевода все-таки хорошее, и обаяние героев остро ощущается.

– Было ли у вас в детстве ощущение, что каких-то книг вам не хватает?

– Нет. Ребенок не думает, что чего-то ему не хватает. Жизнь была так устроена: вот книги, которые стоят на полке у родителей. Их и надо читать. А других книг попросту нет. Ну нет – и нет. Их не может не хватать. Наверное, было бы хорошо, если бы я в свое время прочел какие-нибудь «Математические парадоксы» Мартина Гарднера или что-нибудь в этом духе. Но было то, что было.

Я даже думаю, что изобилие, в том числе интеллектуальное, не очень нужно ребенку. Гораздо важнее факт наличия любимой книги. Пусть со временем выяснится, что эта книга была не так уж хороша – это не важно. Важно, что в ней присутствовала какая-то загадка, тайна.

А когда идет бесконечный поток красивых-прекрасивых книг – выбирай любую! – но при этом среди них нет «главных», тех, что хочется передать детям и внукам, – это, мне кажется, хуже. Все-таки должен присутствовать некоторый интеллектуальный аскетизм, некоторый минимализм.

Почему нам так важны Чуковский, Маршак, Барто? Почему нам так хочется передавать их «дальше» (хотя у Барто и Маршака присутствует идеология, которую как раз не хочется транслировать)? Потому что через детскую литературу выстраивается связь между родителями и детьми. Поэтому и должны быть писатели, которые идут с нами через поколения, которых мы передаем «дальше»: детям, внукам.

– Мы что-то пытаемся объяснить детям с помощью этих книг?

– Нет, мы читаем не для того, чтобы что-то объяснять. Не для этого я читаю внуку Чуковского. Но если нам удастся вместе почитать Чуковского, он нас свяжет. Нам вместе удастся «побумбукать», как говорил Винни-Пух.

Так я пытаюсь передать внуку свое ощущение мира, когда я сам был ребенком. И это и есть традиция, которую мы передаем. Можно, конечно, наплевать на традицию, как у нас в стране чаще всего и делается. Но, вообще-то говоря, это ужасно, потому что ценность культуры в том, что у разных людей и у разных поколений есть некое общее культурное поле. Если целиком перемещаться на чужое поле, которое, возможно, не хуже нашего, может быть даже лучше, мы теряем нашу общность. Это, по-моему, беда.

– Мне кажется, что Чуковский, Маршак и Барто у нас пока вне конкуренции.

– Конечно, советская литература наполнена советской идеологией. А ее как раз не хочется транслировать. Вот замечательный пример – Сергей Михалков. Его не любят – понятно, почему. Некоторые мои знакомые, как обнаружат дома михалковскую книжку, сразу стараются от нее избавиться. Но я считаю, что стихотворение «А у нас в квартире газ» абсолютно гениально – по устройству диалога. «А у нас сегодня кошка родила вчера котят» – абсолютно гениальная фраза, которую ребенок может произнести и в жизни. И этим стихотворением Михалков для меня остается в поэзии – хотя я могу не любить его как человека... Вот у Чуковского советской идеологии практически не было.

– Вы читали все это своим детям – Чуковского, Маршака, Барто?

– Чуковского я очень много читал. А Маршака и Барто читал не подряд – выбирал любимые стихи. Все подряд читать трудно: слишком много там советского, которому хочется поставить барьер. Но у Агнии Барто тоже есть потрясающие стихи. Это «а мне еще и петь охота», эта тараторящая девочка, этот ритм – совершенно гениальная вещь…

Детская литература – это некое культурное склеивающее вещество. Поэтому она должна передаваться от поколения к поколению. Если эта традиция прервется, будет жалко…

Беседу вела Мария Фурман