Встреча с Владиславом Крапивиным
С Крапивиным нас свела случайность. Он увидел мои рисунки к его рассказу «Такая была планета», опубликованному в журнале «Пионер», и решил: я и есть тот художник, который должен рисовать его книги. В результате появился «Оруженосец Кашка» – и для него, и для меня это была первая «настоящая» книжка. И первая наша общая книга. Потом Слава уже даже представить не мог, что иллюстрации к его книгам рисует кто-то другой.

Как раньше было устроено книжное производство?

Рукописи приходили в «Детгиз». Сначала их смотрел литературный редактор, потом, после утверждения, передавал главному художнику. Тот решал, кто будет эту рукопись иллюстрировать.

Главным художником в то время был Борис Александрович Дехтерёв. Он прочитал очередную крапивинскую вещь, да и отдал ее одному из своих учеников. Слава узнал об этом и пошел ругаться. Дегтярев выразил недовольство: «Что это вы все к Медведеву очереди устраиваете?» Но Крапивину уступил. С тех пор я иллюстрировал все реалистические крапивинские вещи.

Я понимаю мальчишек
Да, именно реалистические вещи. За фантастику я не брался и не берусь. Как-то мы оказались на одном празднике вместе с Сергеем Лукьяненко. Он увидел мои рисунки и предложил мне иллюстрировать его книги. Но я отказался. Фантастика – это не мое.

Я ведь зачем рисую? Во мне живет тоска – сильная тоска по ушедшему детству. И потому мне нравится детство рисовать. Я так свою тоску изживаю. И рисую в основном мальчишек: и для книжек Сотника мальчиков рисовал, и для «Приключений Травки» Сергея Розанова. Я даже поросенка Плюха как мальчика рисовал. Все думал, когда над ним работал: «Вот мальчишка бежит по росе».

Мне очень нравится фраза, которую однажды Крапивин сказал: «Мальчишки воспринимают тонко. Реагируют живо». Очень точно.

И свой путь художника я начал с рисования мальчишек. Моей дипломной работой в институте были иллюстрации к «Кондуиту и Швамбрании» Льва Кассиля. Потом, через двадцать лет «Кондуит…» решили переиздать, и мне предложили его иллюстрировать. Такой привет из юности получился.

А девочкой-то я не был. Не знаю, как девочки чувствуют. Поэтому и рисую их мало.

Рисовать – это как создавать декорации
Взрослые тоже мне не понятны. И я тоже их не рисую. Я считаю, что во взрослой книге картинки только мешают.

Ведь что такое картинки?

Вот возьмите, к примеру, фразу: «На рейде стояло научное судно».

Что это такое «рейд»? Как это «стоять на рейде»? Чем научное судно отличается от других судов?

Я ведь ребенком войну пережил. В эвакуации был. В Ташкенте. И вот, помню, мальчик-пастух ослика пас. А я его «развлекал». Слово за слово, я и сказал: «А в России (мы, эвакуированные, Россией родные места называли, московские) сейчас уже снег идет. Елку пора наряжать». Мальчик-пастух снега в жизни не видел. О елке слыхом не слыхивал. «Снег? Елка? Это как?» Я думаю: как объяснить? Взял прутик и стал рисовать: вот так выглядит нарядная елка.

Сказать – одно, нарисовать – другое. Нарисовать – значит, объяснить. Взрослым подробные объяснения не нужны. А вот детям все нужно объяснять.

Художник-иллюстратор работает почти так же как театральный художник – создает декорации к действию. А «декорации» требуют серьезного изучения предмета: нужно основательно погружаться в тему. Это всегда отдельная трудоемкая работа. К примеру, я до встречи с Крапивиным был далек от «мокрой романтики». Любил все «сухопутное» – лес, поле, траву. А в крапивинских книгах – сплошные паруса да корабли.

Но Крапивину удалось заразить меня флотом. Методом «погружения». Я приехал к нему в Свердловск, в его клуб юных моряков «Каравелла». Меня сразу потащили куда-то к воде, надели на меня спасательный жилет, и отправились мы в плавание - на ладье. Так крапивинцы свое судно называли.

Ну и самому пришлось много чего узнавать. Термины я не учил. Кое-что просто так запомнилось, в результате метода «погружения». До сих пор помню, как Крапивин во время нашего плавания на ладье сказал: «Мы сейчас чуть не кильнулись».

Но этого, конечно, было недостаточно. Я и в яхт-клубе рисовал, и в библиотеку ходил– книжки изучать, и вырезки собирал. У меня были толстые пачки вырезок по разным темам. Интернета ведь в то время не было.

А предметный мир в книге должен быть нарисован подробно и точно. Как-то в редакцию «Пионерской правды» пришло письмо: двое ребят поспорили по поводу моей картинки. Оказывается, я нарисовал летящий самолет с неубранными шасси, и они спорили, может такое быть или не может. Один говорил: «Раз художник нарисовал, да еще и в газете напечатали, значит может». А другой настаивал, что художник ошибся.

Я действительно ошибся.

До сих пор немного переживаю, потому что рисунки в книге должны быть такими, чтобы по ним можно было эпоху изучать.

Персонажи
Книжный художник – он еще и на режиссера похож: подбирает «актеров» на роли. Даже кастинг между ними проводит. Ведь не всегда сразу ясно, как должен выглядеть тот или иной герой.

Представления о персонажах могут сильно расходиться у автора и у художника. Писатель в своей работе ориентируется на прототипы. Он, когда пишет, «видит» конкретных людей. А художник этих людей не знает. Он ориентируется на текст. Что в тексте есть, то он должен учесть. А чего в тексте нет, порой нужно додумать, «достроить». Иначе не нарисуешь, иначе герой не материализуется. Поэтому с Крапивиным мы иногда спорили. Он посмотрит на эскиз и говорит: «Этот мальчишка не такой, каким я его вижу. Он не должен быть так нарисован». Но я всегда настаивал на своем праве рисовать так, как я вижу, а не как Крапивин. И Крапивин обычно со мной соглашался.

Особенности работы
Но вообще-то, я думаю, художнику лучше не иметь личных отношений с автором. Это мешает работе. Художнику лучше с текстом иметь отношения. И мне, признаюсь, везло: в моей жизни были очень хорошие тексты.

Работа над ними меня увлекала. Я мог работать по 16 часов в день. Запрусь в мастерской, и никого из домашних к себе не пускаю. Дочка маленькая просит за дверью: «Папа, я тоже хочу рисовать. Дай мне листочек!» Так я ей листочек под дверь подсуну, а дверь не открываю. Нельзя ни на что отвлекаться – можно «нить» потерять.

А лучше всего работается поздним вечером – когда все уже спят, когда тихо.

Художнику нужно такое чувство – временного одиночества. Тогда «видится» хорошо. И работается легко.

Подготовила Марина Аромштам
Фото Галины Соловьевой

_______________________________

Все книги с иллюстрациями Евгения Медведева