Не скажу, что узнала об этой культуре впервые. Знакомство с финским эпосом свершилось давно – до сих пор помню неторопливые песни о Калеве у памятника старцу Вяйнямёйнену в Монрепо. Оттого-то, верно, и эти простые сказки я представляла чем-то откровенным, глубоко эпическим. Ведь даже сама книга издательства «Речь» настраивала на нужный лад – дивное оформление, тиснение, внимание к деталям... Давно не держала я в руках столь тонко стилизованного издания.

Но чего я всё же ожидала?.. Бледных сероглазых дев, похожих на Сольвейг? Студёных вод и странного, но прекрасного наречия? Да. Быть может, в том и беда моя, что от народной сказки я требую исключительной самобытности, обособленности от других культур – и забываю о бродячем сюжете. Так и здесь, в сказочном коробе, нашлось едва ли меньше русских и европейских сюжетов, чем шелкóвых лент в коробе ярмарочном.

Сначала я несколько огорчилась – всё, всё знакомо!.. Тут поймаю след А. Н. Афанасьева, там – братьев Гримм. Причудливые смешения мало походили на исконно финские предания. Не было обращённых в сёмгу утопленниц – были западные королевны, не было рунопевцев – были солдаты, не было утки с мировым яйцом – были Кот в сапогах и Медведь с репой. Даже имена не спасали – казалось, что я читаю «всемирную» сказку, как ловко нарекли её во вступительном слове. Где же, где старинные калевальские мотивы?..

А они были. Чего я не увидела в сказке, то нашла в иллюстрации. Тамару Юфа я знала по ее работам к «Калевале» – нежным, как народная песнь. В ви́дении двух художниц, матери и дочери (Тамары и Маргариты Юфа) «ленты» волшебного короба стали другими. Узорными, блекло-синими, неясными – точь-в-точь озёрный лёд. Сразу откуда-то возникли древние образы – и Похъёлы владычица, грозномудрая старуха Лоухи, и её красавица-дочь, и лесной великан Хийси – тот самый лось из «Калевалы»... Образ художественный оказался лучше слов. По-иному взглянула я на сказки – такие, на первый взгляд, адаптированные, лишённые первоначальной формы.

Но в этом-то и суть!.. Умелый пересказ не губит, но возводит в форму новую, воспринимаемую безболезненно. Чего ещё желать для сказки, что читают на ночь ребёнку?.. Думается мне, что старые финские былички излишне тяжелы, дики и наполнены такими образами, которые едва ли воспримет и взрослый человек. В «Волшебном коробе» же нет такого – пусть некоторые страшные детали и остались – словесный рисунок здесь лёгок и диковин, как ажурно-рунная вязь художниц Юфа. Нет тёмных изб и душных туманов – есть ветер и море, несущие в себе то благое, что взяли финские сказки из мировых сокровищниц.
Не от того ли «рода нашего напевы» зазвучали ещё громче?..

Ксения Полковникова