«Никто не стеснялся читать мне вслух даже в серьезном возрасте»
4 июля 2012 4670

В 80-е годы прошлого века педагог и писатель Симон Соловейчик «непедагогично» заявил о том, что ребенок в первую очередь должен быть свободным человеком и воспитывать его нужно не под давлением, а в уважительной дружбе между учеником и учителем. Своих собственных детей он никогда не сажал за уроки насильно.
Как воспитание души может заменить привычное обязательное государственное образование и почему все дороги ведут к книге? Об этом «Папмамбук» побеседовал с Артемом Соловейчиком – отцом пятерых детей и главой Издательского дома «Первое сентября».

– В вашей семье никогда не унижали детей незнанием. Как же вы научились читать, если вас никто этому не учил?

– С большим трудом. Я не мог читать и писать, даже когда пошел в школу.

– Но буквы-то вы знали?

– С ними тоже было тяжело. Я, конечно, знал, что С.А.Р.А.Т.О.В. – это холодильник. Но буквы в слова на тот момент не складывались. А в школе меня просто очень долго терпели. Мне кажется, я начал нормально читать только к четвертому классу.

– А как вы открыли для себя книги?

–У нас дома была большая библиотека. Я в детстве рассматривал корешки на книжных полках и, конечно, многие названия мне были знакомы. Я, например, просыпался каждое утро с четким осознанием того, что Достоевский – «Идиот».

Кроме того, в нашей двухкомнатной хрущевке всегда были взрослые люди, которые жили книгами и говорили о них. Художники, писатели, поэты читали те книги и смотрели те фильмы, которыми обычно никто не интересовался. Так что мне можно было не читать. Всё было на слуху.

Но иногда я, конечно, брал в руки книги. Правда, ненадолго.

– И что вы с ними делали?

– Рассматривал, иногда что-то из них складывал – пароходики, например. На тот момент общение с книгой для меня было просто игрой. Но я всегда знал, что к книге нужно питать предельное уважение. Что на нее не ставят чашку чая, что ее не переворачивают корешком вверх, что в ней не загибают страницы. Так без родительских нравоучений культура чтения пришла ко мне раньше, чем я начал читать.

– Не верится, что ваше общение с книгой ограничивалось игрой в пароходики. Наверняка было что-то еще.

– Да, мне очень много читали вслух. Я это просто обожал! Моя мама так читает, что это каждый полюбит. Это всегда было такое открытие, такая радость! Кстати, никто не стеснялся читать мне даже в серьезном возрасте.

– Какие книги она выбирала?

– Это были самые неожиданные вещи. «Песнь о Гайавате» я, благодаря ей, знал почти наизусть. В какой-то момент мама даже читала мне «Великого Гэтсби» Фицджеральда.

– Как это происходило?

– Мама любила шумные праздники. Мы никогда их не планировали заранее – они всегда случались сами собой. Кто-то спрашивал: «Что будем делать сегодня?» И мы начинали петь семейные песни, читать стихи. Никто не ложился спать в фиксированное время – ни в 11, ни в 12, ни в час. Когда падали, где падали, там и засыпали.

– С какой книги началось ваше самостоятельное чтение?

– С «Приключений Тома Сойера». Я его прочитал раз пять – настолько уютно мне было в этой истории.

– Как она попала к вам в руки?

– Нас во втором классе повели в библиотеку. Объяснили, что такое карточки, как надо записываться. Я взял Тома Сойера, потому что он показался мне очень знакомым. Я не испугался того, что сам беру в руки книгу, потому что видел такую же дома. Более того, мне ее уже читали, и я знал ее чуть ли не наизусть.

– Что вы почувствовали, когда сами прочитали «Тома Сойера»?

– Я, наверно, именно тогда на всю жизнь понял, что книга – это открытие. Ее нужно читать много раз. Сначала, конечно, ты с ней просто знакомишься. Потом понимаешь, как много в сюжете разных слоев, и она становится философской пищей.
любимые книги детства

– Неужели это относится и к самой простой детской книжке?

– Да. Вот, например, «Колобок» – это серьезнейшая трагедия, которая сравнима с трагедией шекспировского Гамлета. Одна из вещей, которая удивляла меня всю жизнь с детства, – это почему Колобок «сдался» лисе? Я понимал, что Колобок поет только затем, чтобы заговорить зубы и сбежать. Но что случилось с лисой? Не слышит она его, ну и бог с ней. Значит, что-то изменилось. А измениться могло только одно. Чем больше Колобок пел свою песенку, чтобы заработать себе жизнь, тем больше в нем просыпалась душа артиста. В конце он предпочитает погибнуть, но быть услышанным.

– Это самая неожиданная трактовка детской сказки, которую я когда-либо слышала!
В одном интервью вы сказали: «Все то, что родители хотели прочитать нам в детстве, на самом деле читается за один год». Значит ли это, что вы дочитывали детские книжки уже в сознательном возрасте?

– Отчасти да. Хотя, конечно, я не «Колобка» имел в виду, а именно осмысленное чтение этой сказки. Для меня такое чтение началось в 7-м классе вместе с книгой «Моби Дик, или Белый кит». Тогда она давалась мне очень тяжело, и я вернулся к ней позднее, когда служил на флоте. И эта книга многое изменила в моей жизни.

– А что читали ваши дети в дошкольном возрасте? Может быть, вы изменили семейную стратегию воспитания?

– В общем-то, да. К тому времени, как у меня появились дети, жизнь уже успела поменяться. Моя младшая дочь София, например, рано начала читать, но у нее не было понятия книжной среды. В нашем доме уже нет такого собрания книг, как в библиотеке моих родителей. Все книги остались там, и я не посмел их тронуть.

– А как вы относитесь к современным изданиям? Увидите того же Достоевского, только в новой обложке, – вам захочется его полистать?

– Вряд ли. Я с ужасом покупаю новые книги ребенку. Для меня общение с новыми книгами проходит очень болезненно. Но в магазине с букинистическим отделом я могу застрять надолго.

Моя страсть к книгам, наверное, вылилась в их издание. Раз в год мы выпускаем хорошую книгу, и я очень забочусь о том, как она сделана. Много спорю по поводу оформления, просвечивающих страниц. И когда мне возражают: «Да что вы, это круто! Так все сейчас делают», я в ответ кричу: «Это не книжные люди!»

Беседу вела Юлия Шевелкина
Фото Василисы Соловьевой

Понравилось! 10
Дискуссия
Дискуссия еще не начата. Вы можете стать первым.