Чьи-то тревожные записи в потрепанном блокноте
29 января 2016 2859

Тревога возникает сразу, с первых же фраз книги Жана-Клода Мурлева «Дитя Океан». Рассказывает Натали Жосс, тридцать два года, социальный работник: «Я – одна из последних, кто видел Яна Дутрело живым». Кто такой этот Ян Дутрело? Что с ним произошло? Почему социальный работник не может найти себе места и испытывает чувство вины и стыда, вспоминая кричащий, отчаянный взгляд детских глаз, брошенный на нее через плечо с порога родного дома?

Ян – седьмой ребенок в семье Дутрело, поселившейся на ферме среди куч металлолома и сплошной грязи. У него шесть братьев, три пары близнецов. Старшим по 14 лет, средним ‒ 13, младшим – 11. «Ян родился последним и один. Как точка в конце предложения», – размышляет Натали Жосс. Она привозит Яна из школы на ферму для того чтобы поговорить с его родителями. Мальчик пришел в свой шестой класс «какой-то пришибленный» и без портфеля. Что-то с ним произошло. Ян – не совсем обычный мальчик. Он замер в росте, как Мальчик-с пальчик, и поэтому значительно меньше остальных детей его возраста. И он не говорит. Мать Яна, Марта Дутрело, встретив Натали Жосс и младшего сына на пороге, не пускает социального работника в дом. Натали вынуждена уехать, не прояснив для себя ситуацию, но она никак не может успокоиться, потому что Ян, входя в дом, на секунду замер на пороге, обернулся и посмотрел на нее. «Помогите!» – казалось, безмолвно кричал он.

Эта книга построена как записи рассказов очевидцев. Шаг за шагом, двигаясь от рассказчика к рассказчику, распутывая клубок событий, начинаешь понимать, что же все-таки произошло.

Семья Дутрело ‒ семеро детей и двое родителей ‒ живет в нищете. Родители перебиваются случайными заработками. Когда работы нет, мать, Марта Дутрело, просит помощи социальных служб или, если помощи нет, побирается. Отец, Луи Дутрело, считает, что лучше умирать с голоду самому и позволить умереть с голоду своей семье, чем, унижаясь, просить подачек. Всю злость на собственное бессилие и неустроенную жизнь он вымещает на Яне ‒ за то, что тот не такой как другие, за то, что никак не может его понять, за то, что по существу он ничего не может ответить на пронизывающий до глубины души взгляд собственного ребенка.

Ян наблюдает, как у кошки родилось семеро котят, но отец решает их утопить, потому что кормить их нечем. Ночью Ян будит братьев и показывает им знаками, что нужно срочно уходить из дома, так как отец готовится их убить, всех семерых. В полном молчании в глубокой темноте семеро братьев уходят из родного дома к Океану. Они ночуют в чужой хозяйственной постройке, едут на поезде, путешествуют автостопом ‒ и в конце концов достигают Океана.

Зачем им понадобился Океан? Что они хотят встретить около Океана? О чем они мечтают?

Они оказываются на берегу Океана одни, в ноябре, когда уже холодно и дует сильный ветер. Надвигается ночь. Братья забираются в оставленную на зиму виллу, чтобы переночевать, но заметивший их сторож и хозяин виллы, приехавший по сообщению, что в его дом совершено проникновение, закрывают их там и отключают электричество. В полной темноте, без света и тепла, без еды и воды братья, потеряв счет времени, проводят в доме несколько дней, ‒ до тех пор пока Яну не удается найти телефон. Один из старших братьев, Фабьен, звонит отцу. Жандармы, которых поставили в известность о том, где находятся дети, вскрывают дверь и вызволяют ослабевших, едва живых братьев из дома на берегу Океана, оказавшегося для них ловушкой. Для всех, кроме Яна. Ян, простившись с Фабьеном и рассказав ему о том, что отец вовсе не хотел их убивать, исчезает.

В последней главе книги Ян оказывается на борту грузового судна. Его находит помощник капитана, который видит, что ему довелось встретиться с очень необычным ребенком. Хочется верить, что Ян встретил того человека, который сможет его понять, и вместе с которым он может увидеть и удивить мир.

Но кто собирал и записывал эти рассказы, ставшие книгой? Дотошный сотрудник полиции, которому не дает покоя загадка исчезновения Яна? Или жадный до сенсации журналист, ведущий собственное расследование? Может быть, учителя или работники социальных служб? Убитые горем родители, кто-то из братьев? Но с полицией не говорят так откровенно, формальный язык протоколов никак не вяжется с живой речью героев книги. Кто будет так откровенно рассказывать чужому о себе, о своих сомнениях, о том, что отвернулся, не спас, не протянул руку, хотя мог бы и должен был это сделать?

Эти маленькие рассказы, из которых состоит книга, очень похожи на внутренние монологи, на разговоры каждого из героев с самим собой, когда нет нужды притворяться, скрывать свои чувства и эмоции, играть какую-то роль. И мне кажется, что, двигаясь от главы к главе, от одной части истории к другой, повторяя путь братьев по дороге к Океану, беседуя с теми, кто встречался им на пути, ты сам становишься тем, кто собирает и записывает рассуждения очевидцев. Потому что тот неравнодушный человек, которому нужно найти Яна, это и есть ты, читатель этой книги. Это твои записи в потрепанном блокноте. Это тебе не могли отказать люди, видевшие Яна, и рассказывали о нем, потому что видели твою тревогу и пытались таким образом заглушить и загладить свою вину перед ним. За то, что не поняли, за то, что не помогли. За то, что оказалось слишком поздно.

В этой книге меня поразила еще одна вещь. То, как братья слепо, беспрекословно доверяют друг другу, их абсолютная преданность. Ян разбудил Фабьена среди ночи и сказал, что нужно уходить к Океану. Фабьен поднял остальных. Братья молча собрались и ушли, без споров, паники и вопросов, без криков и истерики. Они верили Яну. На всем пути к Океану ни один из них не пожаловался, не выразил сомнений в том, нужно ли им туда идти. Никто не говорил, что кому-то достался кусок добытой в дороге пищи чуть больше или чуть слаще, что кому-то легче или теплее. Оказавшись запертыми в доме на берегу Океана, никто из братьев не стал обвинять других в том, что произошло.

Прощаясь с Яном, оставляя его одного на берегу Океана, Фабьен не пытается его выдать, подстраховать или удержать. Он просто верит в то, что Ян в одиночку способен справиться со всеми трудностями на пути к тому, что он задумал, в то, что Ян точно знает, что будет лучше для него.

Но и те люди, которые встречались ребятам по пути, не были равнодушны к этой истории. Социальный работник Натали Жосс, которая привезла Яна домой из школы, на следующее утро возвращается на ферму к семье Дутрело вместе со своим мужем. Виновата ли она в том, что случилось с ребятами, виновата ли в том, что, заметив страх в глазах младшего ребенка и нежелание матери вникнуть в проблему, развернулась и уехала по своим делам? Разве все было так просто? Можно ли было на основании мимолетного впечатления врываться в жизнь чужой семьи, ломать ее устои, стучать ногами и требовать, чтобы родители наконец-то вникли в проблемы своих детей? Разве в приюте детям живется лучше, чем с невнимательными, но своими родными родителями? Даниэль Санз, водитель-дальнобойщик, подобравший детей по дороге и посадивший их в кабину своего тягача, тоже вспоминает о них. Разве он виноват в том, что взял их в свой грузовик, а не оставил ночью под проливным дождем одних на дороге, где какой-нибудь лихой водитель мог бы вовремя и не остановиться? Разве он виноват в том, что ребята скрылись, как только он остановился на стоянке у ворот жандармерии? Разве виновата булочница Мишель Мулен в том, что не спросила, откуда появились в ее магазине два бледных долговязых мальчика в маленьких потрепанных куртках и почему они просят хлеба, в том, что она просто протянула им два батона, каждому по одному?

Ведь это просто люди, самые обыкновенные люди. Можно ли их упрекать в отсутствии сверхчувствительности и прозорливости, в мнительности и наличии сомнений? К сожалению, невозможно взять домой всех бездомных котят, невозможно накормить всех бездомных собак и невозможно согреть всех голубей, нахохлившихся на люках теплотрассы. И если бы каждый имел большое сердце, разве существовали бы у нас до сих пор детские дома? Можно ли обвинять всех тех, кто встречался ребятам в пути, в бесчувствии? Но для этого и самому надо быть сверхчеловеком. Просто у каждого есть своя правда.

Есть она даже у хозяина дома на берегу Океана, который закрыл детей в ловушке, как в мышеловке, без воздуха, тепла, воды и пищи. Нет ее только у того, кто рассказал ему о том, что в дом пробрались дети, у Тьерри Виара, безработного, двадцати восьми лет. Он видел детей на берегу Океана, когда совершал вечернюю пробежку по берегу. «Привет!» – крикнул он им на бегу. И они ему ответили: «Привет!» И после этого, заметив, как ребята вошли в дом на берегу Океана, он позвонил хозяину дома и вместе с ним отключил электричество и заварил металлические двери. И потом, все это время, он жил рядом. Жил рядом, зная, что в этом доме погибают дети. Зная, что с каждым вздохом им все труднее становится дышать, так как окна закрыты тяжелыми металлическим ставнями. Зная, что уже ноябрь, а в доме нет отопления. Зная, что в доме нет воды и пищи. Мне кажется, что нет такой правды, которая могла бы его оправдать. Хозяин дома детей не видел, они были для него абстрактными нарушителями его прав, которых он хотел наказать. Но видеть детей лицом к лицу, помахать им рукой, а потом безразлично оставить их умирать…

Эта книга похожа на притчу. Притчу о преданности и сомнении, о родительской любви и равнодушии, о счастье и понимании. Уверена, что прочитать эту книгу и сразу же забыть о ней у вас не получится.

Ксения Барышева, 12 лет

__________________________________

Еще о книге Жана-Клода Мурлева «Дитя Океан» рассказали Александра Кукулина в статье «Кому позволено войти в сказку?», Софья Ларкина в стате «Дитя и Море» и Мария дорофеева в статье «Почти как Мэри Поппинс...»

Понравилось! 12
Дискуссия
Дискуссия еще не начата. Вы можете стать первым.