Столько всего интересного!
30 марта 2018 6680

Григорий Кружков – поэт, писатель, эссеист, один из самых известных современных переводчиков англоязычной поэзии. В 2003 году он стал лауреатом Государственной премии РФ по литературе. Его достижения в области детской литературы отмечены премией имени Корнея Чуковского (2010 год). А совсем недавно, весной этого года, он был удостоен звания Почетного доктора Тринити-колледжа за переводы ирландской поэзии.
Григорий Кружков родился в 1945 году. Послевоенное детство, юность, совпавшая со временами «оттепели», молодость, пришедшаяся на годы холодной войны… Как у многих людей этого поколения, надежды и разочарования Григория Кружкова были во многом связаны с представлениями о могуществе научно-технического прогресса. Но для нас, конечно, важнее понять, как складывались его отношения с поэзией.

- Вы помните свои детские впечатления от встречи со стихами?

- Теперь мне кажется, что главные из них связаны с мамиными песня-ми. Мама знала много разных песен: боевых и лирических, серьёзных и озорных.

Например, вот такую:
Купите бублики,
Горячи бублики,
Гоните рублики,
Народ, скорей!
А я, немытая,
Тряпьём прикрытая,
Стою, разбитая,
Здесь у дверей.

Очень мне это нравилось! Но и строфы «Онегина», и лермонтовскую «Смерть поэта» слышал из маминых уст еще совсем крохой. С удовольстви-ем читал и запоминал Некрасова – «Мужичок с ноготок» и «Генерал Топты-гин». «Дело под вечер, зимой, и морозец знатный. По дороге столбовой едет парень молодой, ямщичок обратный». Такие стихи даже переврать трудно, держатся в памяти как влитые.

А на лето мама уезжала работать воспитательницей в пионерлагерь и брала с собой меня. Она воспитывала старших школьников, а старшие школьники воспитывали меня. Они научили меня своим песням. Вроде: «Ко-лумб Америку открыл, страну для нас совсем чужую. Дурак, зачем он не от-крыл на нашей улице пивную?» и прочему дворовому фольклору. Лето кон-чалось, я возвращался домой к своему любимому занятию – чтению книжек.

- Какие же книги Вы читали в детстве?

- Как все: в основном, приключенческую литературу – Конан Дойля, Жюль Верна и так далее со всеми остановками. Из прочитанного довольно рано, еще до школы, упомяну Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», а также рассказы и повести Алексея Толстого. Я думаю, Гоголь и привил мне вкус к хорошему русскому языку. Ну, и сами истории произве-ли впечатление, вся эта чертовщина и ужасы. Колдун из «Страшной мести» мне снился, было по-настоящему страшно. Про Чехова не забыть бы. В чет-вёртом классе я прочёл все его смешные рассказы, всего Антошу Чехонте.

- А когда у Вас появилась потребность выразить свои эмоции в стихах?

- Да какие там эмоции! Просто довольно рано я обнаружил, что могу без особого труда рифмовать, писать более или менее складные стишки. Но особого значения этому не придавал. Лишь в десятом классе что-то стало ме-няться. И мне кажется, не без влияния английской поэзии. Так получилось, что мне в руки тогда попали стихи Генри Лонгфелло и Альфреда Теннисона – два старинных томика. Я даже попробовал кое-что переводить. Это полу-чилось само собой. Если позволите такое сравнение: так железные скрепки начинают двигаться под действием магнита.

- А чем Вы ещё увлекались в школе?

- Я мечтал стать геологом. Камни меня завораживали. Какие они кра-сивые, прочные. Вечные. Но в десятом классе физика полностью вытеснила геологию.

- Камни Вас привлекали своими отношениями с вечностью. А физика?

- Теперь я думаю, что в основе всех моих юношеских порывов лежали простое детское любопытство и книжная романтика. Я собирал марки, пото-му что это были окошки в далёкий неведомый мир. Я мечтал о геологии, представляя себе, вероятно, какие-нибудь пещеры со сверкающими кристал-лами, таящиеся в земле сокровища Али-Бабы. Я потянулся к физике элемен-тарных частиц, потому что это был таинственный невидимый мир, доступ-ный лишь избранным. И, конечно, магия слов. Кси-гиперон и мю-мезон зву-чали не хуже, чем Барбадос и Танганьика, где я никогда не бывал. Или на-звания минералов, красивые и веские. Кроме того, физика обещала объяс-нить мир. Выстроить его в одну цельную систему, стройную и сверкающую, как кристалл.

- Но Вы в конце концов покинули физику. Как это вышло?

- Ещё в университете получилось так, что я стал дружить с ребятами, пишущими стихи. И постепенно всё больше увлекался этим делом. Во время учёбы в аспирантуре я жил в маленьком городке физиков недалеко от Оки. И каждый раз, выбираясь оттуда в Москву и возвращаясь на долгой электричке и дальше на автобусе, мечтал о чём-то непонятном и писал стихи. Я думаю, во мне заговорили какие-то врожденные гены. Поэзия постепенно перетяги-вала. Появились первые публикации в литературных журналах. И в то же примерно время я начал переводить по заказам издательств. Это показалось мне интереснее, чем физика.

- Как же Вы могли бросить науку, которой посвятили много лет?

- До сих пор чувствую свою вину перед ней. Литература просто пере-тянула меня.

- Ну, а детские стихи? Как всё начиналось?

- Думаю, это тоже гены. Наверное, так мне было на роду написано, чтобы и во взрослые годы играть в слова, шалить и проказничать с ними, как это свойственно малышам. Корней Чуковский подробно разобрал этот фено-мен в своей книге «От двух до пяти». Ко мне это вернулось – сначала в от-дельные моменты, а после того, как у меня родился старший сын, всё чаще и чаще. Впервые мои детские опыты были опубликованы в журнале «Пионер» в конце 1970-х годов. Напечатаны они были со скрипом, лишь благодаря усилиям редактора Софьи Богатыревой, – игровые стихи тогда вообще не приветствовались. Нужно было писать что-то более пионерское и воспита-тельно-полезное.

- А когда у Вас вышла первая книга для детей?

- Я отнёс свои детские стихи в издательство «Детская литертура», и там молодая и смелая Марина Титова приняла их и подготовила к печати. Уже художник нарисовал картинки, был готов макет, но тут произошло непред-виденное: вышла книга стихов ленинградского поэта Олега Григорьева «Ви-тамин роста» (редактор тоже М. Титова) – замечательная, красивая и очень смешная книга. И попала она в руки какому-то начальнику. Начальник так смеялся, что у него закололо в боку. И тогда он сказал: «Это вредная книга. От неё колет в боку». И приказал редактора Марину Титову уволить, а все книги, которые она ещё подготовила, остановить и отменить. Вот так не вы-шла моя первая книжка в «Детгизе». А следующая моя книжка вышла только через десять лет.

– Как случилось, что вы стали переводить английские стихи для детей?

– Это снова история о пещере Али-Бабы. Английская детская поэзия – целое подземелье, полное сокровищ. Я не раз и не два спускался в него и, на-до сказать, основательно там обогатился – искушение было слишком велико. Во-первых, я извлек оттуда «Охоту на Снарка» – гениальную поэму Льюиса Кэрролла в жанре нонсенса. Потом – целый сундук маленьких, но блестяще ограненных и отполированных лимериков Эдварда Лира, потом народные стихи и потешки Матушки Гусыни, потом стихи Роберта Стивенсона, потом «Книгу зверей для несносных детей» Беллока и многое другое... Когда пере-водишь детские стихи, главное – быть таким же свободным в игре с читате-лем, как тот поэт, которому ты подражаешь. Иначе выйдет скучно и натужно. Не беда, если, увлекшись игрой, ты зайдешь так далеко, что и самому не по-нять, перевод это или свое собственное стихотворение. Главное, чтобы было весело!

– До вас английские детские стихи переводили Чуковский и Маршак, в частности, те же Песни Матушки Гусыни, некоторые баллады Лира (Мар-шак)...

– Да, конечно; и они дали великолепные образцы, на которые можно равняться. Но слишком многое притом осталось не переведенным.

– Не мешают ли стихи для детей вашим «более серьезным» занятиям: преподаванию в университете, переводам английских классиков, писанию книг – последними, кажется, были «Очерки по истории английской поэзии» в двух томах?

– Нет, ничего ничему не мешает. Кто-то сказал: «Когда Бог сотворил время, он сотворил его достаточно». Я согласен.

– Кроме стихов для детей, у Вас, кажется, есть и проза?

– Есть ещё сказки и сказочные повести. Двумя последними прозаиче-скими книгами были «Привидение, которое хрустело печеньем» (изд-во «Ок-топус») и «Приключения Миклуши и Маклая» (изд-во «Клевер»). С этой по-следней повестью связано одно мистическое совпадение. Когда она вышла в свет, я как раз переезжал на новую квартиру. Ни о чём таком не думал, ко-нечно, но оказалось, что я живу прямёхонько на углу улицы Миклухо-Маклая.

– Ну, я не знаю, насколько серьёзно можно считать такое совпадение мистическим. Но это красиво, мне кажется. Так что вполне в Вашем духе.

Беседу вела Марина Аромштам

Читайте также статью «Шел бы всю жизнь по ручью...»

Григорий Кружков об искусстве перевода

____________________________________

Книги Григория Кружкова:

Дождливый остров. Повесть-сказка »
Письмо с парохода »
Приключения Миклуши и Маклая »
Привидение, которое хрустело печеньем и другие сказки-рассказки »
Вышел лев из-за горы »

 

Переводы:

Сказки перед сном »
Тысяча верных копий »
Папин дракон »
Единорог. Английские и ирландские стихи и сказки »
Охота на Снарка »
Лимерики »
Пак с Волшебных Холмов »

Понравилось! 13
Дискуссия
Дискуссия еще не начата. Вы можете стать первым.